— Покричи его, — посоветовал Донцов. — Может, заплутался в чаще.
Пруидзе поднялся, отошел к речке, несколько раз позвал Зубова, но тот не откликнулся.
— Ничего, придет. Не маленький, — вернул его лейтенант.
Головене все еще не верилось, что здесь, с ними, Наташа. «Вот ведь как бывает, — думал он, — час назад вспоминал ее, беспокоился, а теперь она и сидит рядом, и говорит, и улыбается».
— Ой, да вы, верно, голодные! — спохватилась девушка. — Ну конечно голодные. Егорка, давай узел!
Она вынула из узла большую паляницу, порезала четвертинку сала:
— Вечеряйте, товарищи!
Друзья действительно были голодные, но не спешили приниматься за еду.
— Что же вы? — удивилась Наталка.
— Новичок наш запропастился, — озабоченно объяснил Донцов. — Не подождать ли?
— Да вы ешьте, ему оставим! — успокоила девушка и, положив ломоть хлеба и кусочек сала, отодвинула в сторону. — Придет и поест.
За речкой послышался наконец треск сучьев и показалась темная фигура солдата. Он подошел к костру и, увидев новые лица, поспешил сесть подальше от света.
— Ходишь-бродишь! — сердито глянул в его сторону Вано.
— Будь они прокляты твои ягоды! — послышалось в ответ. — Чуть не заблудился. Километров пять отмахал, пока выбрался на огонек.
Наталка вздрогнула, услыхав этот голос: неужели он, тот самый, что был в Выселках и стрелял в Серко? Будто подтверждая ее догадку, пес оскалил зубы и зарычал в темноту, где сидел только что пришедший солдат. Пришлось Егорке схватить собаку за ошейник. «Подожду до утра, — решила девушка, — там поглядим: он или нет».
Над горами сгущалась ночь.
Все улеглись спать, только Донцов остался дежурить и мерно прохаживался в стороне. Лейтенанту не спалось. «Прошли километров двадцать, — думал он, — а до Сухуми двести. Продуктов нет. Что будет завтра, через три дня, через неделю? В горах безлюдье, вечные снега. Нет, надо решительно все продумать! А что, если остановиться? Ведь должны же здесь быть партизаны! В крайнем случае создадим свой отряд… Вот только рана… Но что рана? Война без ран не бывает…» Он уже пробовал ступать на раненую ногу — вроде ничего. День-два, пусть даже неделю — и полегчает. Вечером, перевязывая ногу, Головеня убедился, что пуля не задела кости: ему повезло. Если бы тогда, сразу, наложить жгут, наверное, уже ходил бы…
— Сергей Иванович, не спите? — зашептал подошедший Донцов.
— Нет. А что?
— На тропе вроде бы топот слышен.
Лейтенант поднялся, опираясь на палку:
— Идите. Если что — сигнал.
— Слушаюсь!
Встал и Пруидзе. Наталка тоже не спала. Серко насторожил уши. Шурша плащ-палаткой, заворочался Зубов. Один Егорка, умаявшись за день, по-детски сладко похрапывал на траве.
Зубов незаметно прислушивался к тому, что происходит вокруг. Его не встревожило появление девушки. Ну в чем она может обвинить его? Да и станет ли обвинять, не постесняется ли? Гораздо важнее то, что два часа назад он впервые радировал Хардеру. Радиограмму, наверное, уже получил штурмбанфюрер. Пусть знают: здесь путь свободен. Аппарат пришлось до утра оставить за речкой. Так безопаснее: уснешь, а этот чертов грузин надумает ревизию в мешке устроить…
Вернулся Донцов и доложил, что приближается группа солдат.
— Такие же, как и мы, — уверенно заявил он. — По разговору слышно.
Ждать пришлось недолго: на поляну один за другим стали выходить люди.
— Ложись, братцы! Привал! — послышался звонкий голос одного из них.
— Да тут, смотрите, занято…
— Не беда, места на всех хватит. Эй, у костра, пускайте на квартиру!
— Милости просим, — отозвался Головеня, — свои хоромы не запираем. Располагайтесь, как дома.
Некоторые солдаты сразу растянулись на траве, двое подсели к костру, начали свертывать цигарки.
— Откуда, друзья? — спросил Головеня.
— Известно откуда: от войны бежим! — невесело пошутил один из них.
Шутка задела лейтенанта, обидная была в ней правда. «В самом деле, — подумал он, — там идет война, а мы уходим подальше от нее. Если все уйдут, что будет?»
— Здравия желаю, товарищ лейтенант! Кажись, на переправе виделись?
Головеня обернулся и узнал курносого стрелка, с которым лежал в окопе за насыпью и вел огонь по фашистам.
— Друзья, выходит, встречаются вновь? — улыбнулся Головеня.
— Выходит… Ефрейтор Подгорный! — отрекомендовался парень и, подсев поближе, охотно продолжал: — Вы тогда на пароме остались, а я, как услышал жужжит— бултых в воду! Течением отнесло. Ничего — выплыл! А вот сержант… — Подгорный запнулся.
Головеня понял, что он говорит о Жукове: сержантов там больше не было. Расспрашивать о нем не стал: будь сержант жив, ефрейтор сам бы сказал об этом.
Разговор как-то сразу угас, перед глазами у каждого встало пережитое. Лейтенант спросил, есть ли у солдат продукты, и выяснилось, что продуктов у них самое большее дня на два-три.
— Как-нибудь дойдем! — бодрились солдаты. — На передовой труднее было, и то выжили.
— А что думает ваш командир? — спросил Головеня.