Дорога в Лефер

— Жизнь, мэтр, — Ричард помнил, что именно так стоит обращаться к магам. — Жизнь, мэтр?

И было в этом взгляде что-то такое, что заставил отшатнуться даже невозмутимого Рудольфа.

— Может ли быть жизнь после смерти? Не своей, а всех, кого ты любил?.. А что, если я не хочу жить так?

— Значит, тебе придётся жить, парень, — всплеснул руками Олаф.

Даже усы его вздыбились!

— Но зачем?.. — Ричард подался вперёд, с надеждой глядя на Бесшабашаного.

— Э… — Олаф поник. — Я не знаю, парень…

Глава 4

Весь остаток дня Ричард кулем лежал на соломе, прижавшись спиною к ящику. Он брал в руки то одну, то другую книгу из мешка, открывал наугад, пытался прочесть строчку-другую, а потом вновь закрывал, не в силах сосредоточиться. Словом, Магус являл собою не лучшее зрелище.

То же самое можно было бы сказать о Рагмаре. Он сидел, свесив ноги с повозки и вглядываясь вдаль, на полдень. Там осталось его племя. Только кому он там нужен? Народ его стал совсем не тем. Вот и набег на поселение те зеленокожие совершили, судя по рассказам выживших, из баловства. Брать у бедняков было нечего, а потому орки веселились, издеваясь над крестьянами. То, что осталось от старосты деревни, показали Олафу — и у того надолго пропало желание общаться. Он молча правил повозкой, которую тяжеловозы везли в северные края. Да, где-то там их ждёт выполненное задание и горы… Ну ладно, целые кошели золота! К нему снова начнут стекаться бойцы. А то известное ли дело — просить полгода без единого желающего записаться в отряд. В его, Счастливчика Олафа, отряд!

А ведь прежде! Эх, да что там… Нынче он и такому странному заданию был рад. Его наняли извозчиком! Ха! Ну и пусть! Оставалось утешать себя тем, что впереди маячила возможность подраться от души. Вот это Олаф любил. Но так, не до смерти. Главное — живым выйти из боя.

Везучий наслаждался видом, открывавшимся ему с козел. А посмотреть было на что. Вот повозка въехала на холм, и с его вершины можно было полюбоваться рекой Фер. Здесь было её устье, или, как говорили в Лефер, Широчка.

Да-да, именно Широчка. Говорят, это имя она получила от какой-то старухи, которая потеряла здесь своего сына. Он дрался с драконом, кои, если верить легендам, во множестве водились в здешних краях. Дракон драл когтями и палил огнём героя, но тот, изнемогая от жара и истекая кровью, всё же сдавил глотку дракону и выдавил его сперва к берегу, а позже навалился всем телом и потопил его. Змей обнял лапами человека, и оба они захлебнулись в спокойных водах Фера. Люди целый день искали его, пытались баграми нащупать тело змея или героя, ныряли, силясь разглядеть что-то в донном иле. Даже на рассвете его героя искали его друзья, но так и не сумели найти.

А мать убило горе: она ходила вдоль берега Фера, повторяя «Сыночка». В самые далёкие уголки речной долины эхо доносило «Широчка» — вот отсюда и пошло прозвание устье реки.

И впрямь, река здесь даже издали выглядела устрашающей и бездонной! Хоть воды она несла медленно что спящий носильщик, и редки здесь были не то что «барашки» — даже волны, но вода имел здесь цвет старых лопухов. Если бы кто захотел зайти в воду, то вряд ли бы смог сделать это так легко: ноги утопали в жиже, жирной, очень жирной земле. Зазевайся, постой на месте с полчаса — и голова твоя погрузится в жижу, это точно!

Ил этот озолотил Лефер. Земледельцы разбрасывали речную грязь на полях и промеж деревьев в садах, и черневшая от него земля давала обильные урожаи, которые больше никто не мог похвастаться. Сосед Лефера, портовый Марорин, за последние полвека трижды собирал огромные армии, чтобы отвоевать Широчку.

Сам Олаф был участником последней войны, произошедшей пятнадцать лет назад…

— А может, все шестнадцать… Или даже двадцать… Сколько ж прошло с той поры? — пробубнил себе под нос Олаф.

По лбу его пролегла морщина раздумий. Вообще, лицо Везучего было молодцевато, и нельзя было сразу понять (а может, даже и не сразу, а может, и вовсе никогда), сколько же лет наёмнику. Да, некогда он и вправду был молод. В тот год ему шла двадцать первая весна. Он считался в своём отряде «молодчиком», новичком, и потому его ставили в первый ряд. Командир берёг ветеранов, опытных бойцов: нельзя было ставить их под удар шальных стрел или безумного авангарда морячков. Да-да, морячков: так леферцы, с налётом насмешки и уничижения, звали прямо в глаза своих соседей. Звали-то звали — но это никак не мешало им торговать с Марорином. А жители последнего злились, обижались — но с охотой брали леферские гроши, серебряную монету, которая звенела на рынках всего Двенадцатиградья.