Дорога в мир живых

Я ненавижу ее. Всем сердцем ненавижу эту окаянную Нюсю, едва ли не больше, чем Никиту. Ведь это она сделала его таким.

Если бы не Нюся, не ее похотливая натура, не ее тупое легкомыслие, я не сидела бы сейчас здесь – почти парализованная, вечно трясущаяся от страха, приговоренная к гибели.

Иногда он плачет, встает передо мной на колени и, жалко заглядывая в глаза, спрашивает: «Это ошибка, правда? Ты ведь не была с ним? Ты с ним не спала? Ты моя?»

Я делаю то, чего он ждет: протягиваю к нему руку, ласково касаюсь густых жестких волос, уверяю, что люблю его одного и никогда не изменяла. Если посмею сказать иное, он будет бить, мучить меня еще сильнее.

Пощечины, щипки, ожоги, надрезы… На мне нет живого места, только я не стану писать об этом здесь, на бумаге. Все уже написано на моем теле.

Временами (в последнее время все чаще) я чувствую, что тоже схожу с ума. Еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться ему в лицо, не выкрикнуть: «Твоя жена была шлюхой! Она изменяла тебе не только с твоим другом, у нее была куча мужиков, и хоть убейся сам, хоть перебей всех женщин на свете, ты не сможешь этого исправить! Отомстить ей не сможешь тоже! Она всегда ходила налево, и в тот раз ушла, и сейчас ее любовник сам сатана, так что ты ее не достанешь!»

Инстинкт самосохранение еще не умер, поэтому я молчу и делаю, что велят, говорю то, что он желает услышать. Я помню правила. Но сама-то знаю правду, знаю, как все было. Сейчас пришло время раскрыть секрет.

Я сижу за ее столом. Этот антикварный дубовый (кажется) стол достался Нюсе от прабабки. Как сказал Никита, его жена любила рисовать, сидя за ним: она была художницей. Не настоящей, несостоявшейся, но все же.

Так вот, столик оказался не простым. У него – двойное дно, как и у его хозяйки. Нюся не только рисовала, сидя за ним, но еще и делала записи в дневнике, а потом прятала дневник в тайничок. Может, это придавало остроту ее ощущениям, может, было просто привычкой.

Я наткнулась на тайник случайно, в один из первых месяцев, когда еще искала путь к спасению и обшаривала то, до чего могла дотянуться – а дотянуться я могу лишь до стола.

Почерк у Анастасии красивый и четкий, но то, что она строчила в своем дневнике, ужасно. Во-первых, написано полуграмотно, с кучей ошибок. А во-вторых, записи однообразны: это сплошь рассказы о свиданиях с мужчинами, описания постельных впечатлений вперемешку со стебом над мужем.