Дорога в Мустанг. Из Непальских тетрадей

По стенам висели яркие картины, изображающие рай, загробный мир, «портреты» страшных демонов и божеств в их зловещих и внушающих суеверный ужас ипостасях, а также сложные, безупречно вычерченные геометрические построения с обязательными концентрическими кругами, долженствующие изображать планы небесных дворцов небожителей.

Первые из картин называются танка, вторые — мандала. И те и другие выполняются на бумаге, коже и шелке.

В храме стоял полумрак. Где-то в углу примостился одинокий послушник. Он сидел на низкой скамеечке и, быстро водя пальцем по страницам, испещренным угловатыми, острыми тибетскими письменами, читал толстую книгу. Рядом с ним стопкой стояли такие же тяжелые, форматом примерно 30x40 сантиметров, фолианты в потемневших от времени и утративших свой первоначальный цвет кожаных переплетах или с обложками из дерева.

По знаку старого ламы послушник встал и подошел к нам. Сдержанно, но почтительно поклонился.

— Это мой воспитанник Лопсанг, — сказал настоятель. — Ему тринадцать лет. Он очень прилежен, и я надеюсь, что со временем станет достойным украшением нашей обители.

И лама Чандра попросил мальчика почитать нам кое-что из священных книг. Лопсанг послушно раскрыл толстый фолиант и, найдя какой-то отрывок, начал читать. Книги, которые он изучал, входили в состав двух знаменитых канонических сборников — «Ганджур» и «Данджур».

Эти сборники составляют 333 тома. «Ганджур» содержит основные положения буддизма, тексты и изречения, якобы принадлежащие Будде; «Данджур» включает комментарии к священным текстам, высказывания знаменитых буддистов, бесчисленные предписания всем, исповедующим буддизм, трактаты о различных науках и искусствах и даже тексты, относящиеся к художественной литературе древности. Многие из этих произведений носят не оригинальный характер, а являются переводами с санскрита, пали, китайского и некоторых других языков.

Мальчик читал четко, громко, быстро, с выражением до тех пор, пока лама не остановил его. Казалось, ему очень нравится читать вслух.

— А я и писать умею, — сказал юный монах. — Хотите, я напишу вам что-нибудь?

Мы достали лист бумаги, и Лопсанг аккуратно написал на нем несколько слов, в том числе и свое полное имя.

— Яхбуду! («Хорошо!») — сказали мы по-тибетски.

Пока мы находились в храме, я насчитала двадцать крупных фигур ламаистских божеств. Все это работы старых мастеров из бронзы и серебра. Детали некоторых позолочены. Каждая скульптура казалась настоящим шедевром, который мог бы украсить коллекции знаменитых музеев мира.

Вслед за ламой вышли из храма. Теперь при ярком солнечном свете мы разглядели маленького Лопсанга как следует. Его бритая голова казалась отполированной и блестела на солнце. На нем была желтая рубаха с короткими рукавами, красного цвета юбка до щиколоток и толстые войлочные чувяки на ногах.

Хозяева предложили нам осмотреть внутренние помещения. Поднявшись по узкой деревянной винтовой лестнице наверх, мы очутились в длинной комнате, где на столах, подставках, сундуках и прямо на полу громоздились среди пыли и хлама ритуальные музыкальные инструменты, танка, церковные знамена и мандала всех видов и размеров, дордже, мани, кадильницы, канделябры, лампады, золотая и серебряная утварь, будды, бодхисаттвы, наводящие ужас «хранители веры» — докшиты, многоликие и многорукие, и другие бесчисленные члены громоздкого ламаистского пантеона. Монастырь Цзерок оказался хранилищем поистине огромных богатств.

Старый лама дал нам возможность полюбоваться этими сокровищами. Лицо его было бесстрастно, но чувствовалось, что он доволен тем впечатлением, какое они произвели на нас. Еще бы! Изредка в столичных газетах мелькали сообщения о том, что из такого-то храма похищено бронзовое изображение такого-то божества. Помимо оскорбления религиозных чувств верующих, такие кражи наносят материальный ущерб. Надо ради справедливости сказать: верующие в Непале слишком почитают свои святыни и подобное святотатство здесь редко.

Мне казалось, что мы побывали за кулисами, в том мире, где подготавливается пышный театральный спектакль — религиозные церемонии.

Во дворе нас окружили тибетцы. Опять стали предлагать нам свои «товары». Они щупали мою куртку и приговаривали:

— Яхбуду!

— Знаешь что, — предложил вдруг Дэниэл, — давай-ка подарим им что-нибудь.

— Давай! Но только что?.. Может быть, вот эту флягу?

Пожалуй, это была наша единственно приличная вещь, которую не стыдно было подарить гостеприимным хозяевам.

Я сняла висевшую у меня на шее новенькую голубую флягу и вручила ее будущему преемнику ламы Чандры — Лопсангу. Тот долго внимательно ее рассматривал и остался очень доволен.

Вспоминая монастырь Цзерок, мы шутили: может быть, наша фляга заняла достойное место среди его сокровищ.