Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути

— Ну, как Федор Петрович, вроде на этот раз отстрелялись? — источая оптимизм, в канцелярии появился замполит.

— Может быть, — устало-равнодушно ответил Ратников.

— Да, не те стали сейчас начальнички, побаиваются после «Указа», даже на обед не остались. Года бы два назад… Помните?

Ратников, конечно, помнил. Тогда каждый приезд всевозможных комиссий и проверяющих любого ранга завершался обязательным испытанием «зеленым змием» на прочность как проверяемых, так и проверяющих. Ратников тоже был вынужден пить. В брежневские времена много значили такие «достоинства» как: уметь много пить и не пьянеть, поддержать компанию непринужденным застольным разговором с анекдотами. За 60-е — 70-е годы в большие начальники (и не только в армейские) выбилось много особей обладающие именно этими специфическими «талантами», и подчиненных они часто оценивали по тем же «критериям». Ратников тоже не отказывался от подобных «приемов», но к сивухе страсти не питал и горбачевский «Указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом» перенес безболезненно. Анна, конечно, была не в восторге от приходящего домой навеселе мужа, хотя он никогда и не напивался до скотского состояния, знал меру и вообще хорошо «держал удар Бахуса». Тем не менее, дома на этой почве нередко возникали размолвки, и самым тяжелым обвинением, которое в запале бросала Анна мужу, был укор в слабой от рождения дочери. Дескать, когда ты не пил родился здоровый Игорь, а как стал прикладываться — болезненная Люда. Ратников оправдывался как мог, объяснял, что если бы не пил с начальством как все, то это вызвало бы подозрения. Анна, когда остывала, осознавала справедливость доводов мужа, как и того, что в слабом здоровье дочери есть, наверное, доля и ее вины — дерганой и нервной стала она после нескольких лет «точечной» жизни.

— А вы здорово корпусных с политзанятиями приструнили. Они потом и проверять-то нас как-то с опаской стали, почти никуда и не лезли, ни с бойцами, ни с офицерами даже не побеседовали… Я, вообще-то и сам над этим подумывал, насчет политзанятий. Действительно, устарели эти лекции, — без умолку тараторил явно довольный замполит.

«Думать-то думал, а рта не раскрыл, хамелеон ползучий», — неприязненно подумал подполковник.

Дневальный прокричал построение на обед, в дверь канцелярии постучали, вошел дежурный.

Товарищ подполковник, повар спрашивает, куда девать те порции, которые для проверяющих приготовили?

— Пусть офицерам-холостякам отдаст…

Домой на обед Ратников пришел уже несколько «отойдя» и от треволнений, и от размышлений, но взглянув на жену, сразу нахмурился и нарочито грубо сказал:

— Есть давай.

— Ты это чего такой грозный пришел? — Анна подозрительно сощурилась.

— Да так, имеется причина, — не захотел при детях начинать разговор о произошедшем в магазине Ратников.

Сели за стол. Игорь тут же был прогнан матерью мыть руки. Люда как всегда ела вяло и оставила в тарелке почти всю капусту от борща. Игорь быстро уплел все, что перед ним стояло, и первым выскочил из-за стола, запустил в своей комнате кассетный магнитофон. Квартиру наполнил высокий пронзительный голос Андерса и низкий глухой Болена.

— Что получил-то сегодня? — вдогон через комнату спросил Ратников.

— По физике как всегда, — донеслось сквозь музыкальное сопровождение, что означало «отлично».

— А ты доча? — не забыл на этот раз Ратников и про Люду.

— Мы сегодня контрольную по алгебре писали, — с печалью в голосе поведала дочь.

— Ну и как?

— Не знаю, еще не проверили, — Люда отвела глаза, в которых читалась явная неуверенность в возможности получения хорошей оценки.