Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути

– Ты это ты, а он… – Киржнер явно колебался, стоит или нет продолжать этот разговор, замолчав, он посмотрел по сторонам…

В маленьком ПАЗике сидели в основном женщины, пожилые и средних лет, ехавшие по своим надобностям в поселки и деревни двух соседних районов горной части области, Зыряновского и Серебрянского. Они либо дремали, либо вполголоса переговаривались. К тому, что говорит седой майор молодому старшему лейтенанту, никто не прислушивался. И все же Киржнер еще более понизил голос и наклонился к уху Федора:

– Он ведь, гад, специально меня вчера игнорировал, после того как я сказал, что родом из Киева, и курицу мою приготовленную по еврейски есть не стал.

– Борис Григорьевич, вы что же хотите сказать, что Высоцкий оттого не стал есть вашу курицу, что не любит евреев? – Федор едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться всем видом показывал, что подозрения майора нелепы.

– Фу, тяжко как. Черт бы побрал его ром, голова гудит и дышать тут нечем… Нее, надо с этой пьянкой завязывать, иначе точно до пенсии не доживу. Тут еще Иваныч с его командировкой, – Киржнер неодобрительно уперся взглядом в затылок и обтянутую шинельным сукном спину сидящего перед ним Доронина.

– Да брось ты Григорич, во всем я виноват. Будто вы там у себя в службе вооружения каждую пятницу в конце рабочего дня не квасите, запретесь и глушите ее родимую безо всяких командировок, – чуть повернув голову назад, ответил на «укол» Доронин.

Киржнер насупился и ничего не сказал. Некоторое время ехали молча, но старого майора по-прежнему буквально распирало поделиться своими соображениями о вчерашнем. И он вновь наклонился к уху старшего лейтенанта:

– Понимаешь, дело не в том, что он не любит евреев, тут другое. Он испугался, что я как коренной киевлянин, да еще спьяну начну говорить о его отце.

– А что его отец? Я слышал он офицер-отставник, фронтовик, не то подполковник, не то полковник, – не понимал, куда клонит Киржнер Федор.

– Да нет, я не о том. Его отец, он ведь родом тоже из Киева. Ну, а у нас там есть такая привычка как у одесситов, об известных людях, имеющих хоть какое-нибудь отношение к Киеву все узнаем, прежде всего всю родословную вплоть до третьего колена. И он наверняка об этом знает, – пояснил Киржнер.

– Ну что же вы могли за столом такое сказать об его отце, что Высоцкого так испугало, – по-прежнему не понимал, но уже проявлял интерес Федор.

– А то, что его отца зовут Семен Владимирович, и его самого, скорее всего, в честь деда назвали. Но стопроцентно выяснено, что деда Высоцкого первоначально звали не Владимир, а Вольф, и был он киевским стеклодувом, ремесло которым в Киеве занимались в то время исключительно евреи. Отсюда и отчество отца Вольфович, а не Владимирович. То есть, отец Высоцкого стопроцентный еврей, – многозначительно акцентировал последние слова Киржнер.

Федор с полминуты молча переваривал услышанное. Услышанное означало, что Владимир Высоцкий кумир миллионов советских людей, кумир его и его жены, любимый бард, артист, такой вроде совершенно свой, русский и… еврей. Это совершенно не вязалось ни с его обликом, ни с поведением, ведь он умел своими ролями и песнями затрагивать такие чувствительные струны души именно русских людей, что могло быть свойственно только истинно русскому человеку. При всем их таланте и любви народной те же Бернес и Утесов, всегда оставались, прежде всего, евреями, ибо в основном воздействовали на умы. Высоцкий же напрямую воздействовал именно на душу.

– Не может быть, – наконец отреагировал Федор с какой-то иступленной верой в невозможность того, что он услышал. – Он же такой… я же с ним говорил… он же с нами водку пил и не пьянел, – не зная, что говорить, Федор говорил первое, что ему приходило в голову.

– Я тоже водку пью, хоть и еврей и, будь помоложе, вам бы вчера не уступил. Я ведь, прежде всего, осознаю себя советским офицером и мне по статусу положено уметь пить. А он советский артист и ему тоже самое положено. Я тебе еще раз говорю, у нас в Киеве про таких людей все знают досконально. И я с полной ответственностью заявляю, что Высоцкий по отцу еврей, это доказанный факт. Его двоюродная сестра живет в Киеве, и она стопроцентная еврейка. А вчера он, – Киржнер презрительно мотнул головой в сторону удалявшегося Зыряновска, – очень опасался, что я расскажу напрямую или еще как о его еврейском происхождении. А он не хочет, стесняется этого, потому он вчера так себя и вел по отношению ко мне киевлянину и еврею. Про первое я сам ему сразу же сказал, а второе на моей роже написано. Он и смекнул, что я, наверняка, в курсе его родословной и делал все, чтобы я не имел возможности даже рта раскрыть. Ведь мог же все по-человечески устроить, отвести меня в сторону и сказать, если чего про меня знаешь, будь человеком не распространяйся. Да я и так ничего рассказывать не собирался. Так нет, все молчком исподлобья на меня зыркал, будто взглядом сжечь хотел…