Дорога в никуда. Книга вторая

– Сила солому ломит, да и самое верхнее командование у нас… Никогда бы красные тогда верх не взяли, кабы всей нашей силой командовали не Колчак с этим Ивановым-Риным, атаманом омским, а наш Борис Владимирыч. Потому как он мог и войска организовать, и порядок навесть, и приказы ево всегда в точности исполнялись. А у этих… – старик досадливо махнул рукой, едва не зацепив тарелку с капустой. – Когда Колчак-то с Омска побег, мы же совсем без снабжения осталися, ни патронов, ни снарядов. А одними шашками много не повоюешь. Тут и предательство началося, начальник тыла Асанов, полковник, к красным перебежал и семиреки нас подкузмили. Красные от Верного наступать стали, а оне Копал, крепость, на которой вся ихняя оборона держалась без боя сдали. Опосля этого красные к нам в тыл и вышли. Так что атаману нашему ничего и не оставалось, как в Китай отступать.

– А вы в Китай, значит, не пошли? – спросила Ольга Ивановна.

– Не… Перед Джунгарскими воротами, атаман нас всех построил и говорит, кто не хочет со мной идти в Китай, не неволю. Возвращайтесь и ждите меня вскорости назад. Большинство из нашего полка с им ушло, а мне уж больно не хотелось по чужбине мыкаться, да и из дому я первый раз так на долго уехал, заскучал сильно по отцу с матерью, да и невеста тут у меня осталась. Но если бы атаман приказал с собой идти, ни минуты бы не сумлевался, с ним бы ушел. Но он вона какой, понимал, что в таком деле неволить никак нельзя. Прощались тогда со слезьми. Я к атаману подошел, говорю, прости брат-атаман, если что, ну и он мне, и ты меня брат прости. Он нас всех братьями называл, а мы его брат-атаман. Он и всамделе как брат нам был, и жил как мы, все больше в седле, и ночевал в степи, никаких удобств себе не устраивал. Вина совсем не пил. После про него много чего говорили, неправда все это, брехня.

– Ну, а то, что в газете написано было, что он специально беженцев, женщин, детей расположил рядом с полностью разложившейся сотней, чтобы и от тех и от других избавиться, это правда? – продолжала допытываться Ольга Ивановна.

– Брехня, – недовольным голосом отвечал старик. – Не мог наш атаман так поступить. Своих бойцов он как отец любил, хоть и сам еще молодой был. Он же знал, что у многих казаков среди беженцев их семейства. Это все по случаю получилось. Тогда ведь все перемешалось особливо в тылу. А в сотне той верно, одне мазурики, ухорезы собраны были. Выпили они, вот им и стукнуло в головы дурные, над бабами поизголяться. Средь них там и один наш станичник был, по фамилии Арапов. Он ведь тоже сначала в офицерах ходил, а потом его атаман за какое-то злодейство в рядовые разжаловал. Ты то дочка знать должна про его. Ведь Арап-то этот за матерью твоей в ту ночь бегал.

– Да, знаю. От мамы еще помню.

– Ну, раз знаешь, не стану об том. Мать-то твоя тоже геройской оказалась, наповал того Арапа застрелила. Про то потом вся наша Семиреченская армия судачила. Арап он и есть арап, бандит каких мало. Из-за таких вот, на всю нашу армию и атамана поклеп пошел. Все, что оне творили, потом самому Борису Владимирычу приписали. А он не такой был, правда, расстреливал частенько, чуть что к стенке, но все по справедливости. А иначе как, людей то сколь у него под командой было, иначе порядок не навесть, не армия, а банда будет. А у нас порядок строгий был, слово атамана – закон. Не просто так мы писали-то на грудях «С нами Бог и атаман Анненков», недаром ему стремя целовали, когда прощались, и я целовал…

9

После посещения семьи погибшего мальчика, Ольга Ивановна, преодолевая тяжесть на сердце, явившуюся следствием этого визита, вновь пошла в Поссовет. На улице смеркалось, в окнах горели огни. На этот раз пришлось подождать в приемной. У Марии Николаевны проходило заседание поселковой жилищной комиссии. Распределяли ордера на квартиры, которые цемзавод выделил поселку в своей новой, сдаваемой в будущем году пятиэтажке. Из-за закрытой двери кабинета доносились возбужденные спорящие голоса, и все перекрывающий фальцет председательницы. Наконец, заседание завершилось, члены комиссии вышли из кабинета, раскрасневшись как после бани, многие были явно недовольны, чертыхались вполголоса. Мария Николаевна сидела за своим рабочим столом мегера мегерой, но, увидев подругу, с облегчением улыбнулась:

– Ох, Ивановна, думала, никого бы больше сегодня не видеть, а тебя вот увидала, и сразу как будто легче стало.

– Что, с квартирами этими намучилась? – участливо спросила Ольга Ивановна.

– Такое дело без мучений никак не решить. Вон в поликлинике половина врачей без квартир, молодые специалисты, учителей ваших трое, а завод опять квоту урезал. По закону двенадцать квартир должен представить, а выделил всего девять. Опять жаловаться на них надо в область, а там… ааа, – Анна Николаевна беспомощно махнула рукой. – Слушай, когда твой дед, вот так же в старой Бухтарме командовал, он квартирным вопросом занимался?

– Вряд ли, какие квартиры, – недоуменно отвечала Ольга Ивановна, – тогда ведь все в своих собственных домах жили.