Дорога в один конец

Вадим поднялся и на ватных ногах двинулся к выходу. Из подмышек обильно струился пот. Решается его судьба, понимал. Ну, чего же он не объяснил им все как есть?! И про то, как не повезло со службой! И о Люде! Почему не попросил, в конце концов! Не вымолил! «Не проси! – вдруг ударило в мозгу. – Не проси! Не проси! Не проси!»

– Когда у вас отправляется партия? – обернулся особист к заведующему отделением, лишь только за рядовым Бутом закрылась дверь.

– После 10-го декабря. Но у него ничего особенного нет. Симптомы дистонии, излишне эмоционально принимает действительность солдат. Еще недельку отдохнет, ванны пропишем, и забирайте в полк.

– Да, и я так думаю, – сказал начальник медсанчасти, – он из той категории, что долго притираются, – из неуживчивых, так сказать. Втянется, полагаю. Физически развит и не глуп.

– Ну, а если не втянется? И снесет себе номерной пулей башку в карауле из-за девки? Или еще хуже того – уйдет в бега, как этот ваш танкист? Оно нам надо? Чувствую, не все говорит этот Бут, наверняка что-то знал. – Особист нервно закурил.

– Танкист не наш, – обидчиво возразил заведующий отделением, – наших здесь нет.

– Да какая разница! Ваш, не ваш. Он из вашего госпиталя ушел. Что за режим здесь у вас? Переодеваются в гражданскую одежду и через забор! Порядочки, однако.

– Наше дело лечить. По поводу охраны – претензии к бригаде, она обеспечивает охрану и режим.

– Ладно, проехали, – особист примирительно протянул раскрытую пачку «Мальборо». Медик недоуменно вскинул брови – он не курил.

– Значит так, – выпустил душистую струю дыма особист, – мы свою партию отбросов отправляем в Брестский погранотряд после Нового года. Так долго держать Бута в госпитале, а тем более в полку, думаю, не разумно, мало ли что. Включай его в декабрьскую партию, формальности согласуем.

– Но тот борт следует в Термез с единственной посадкой в Москве. Там высадят только комиссованых. Ваш боец в столице дослужит, что ли? – ухмыльнулся медик. – Какой у вас – чекистов там полк Кремль стережет – 104-й, кажется?

– Много чести для салаги. – Особист проигнорировал подковырку. – Среднеазиатский военный округ ему, а не Москва. В Термезе Пянджский погранотряд подберет. Значит решили?

– Есть тут еще одна головная боль у меня, – как-то неуверенно произнес начальник полковой медсанчасти, – рядовой Обиход. Этот точно отмороженный на подруге. Готовили на отправку в Брест, но вчера опять поступил из роты избитый. Молчит. Ушел в очередной отказ. Уже полгода ходит по кругу: санчасть, госпиталь, подразделение.

– Да, я знаю, – скривился, как от зубной боли, особист. – Вот что. Давай и этого за компанию с Бутом, только подштопай, приведи в вид божеский. Кстати, этих двоих – Шаматаву и, как его, – Паражнетова, тоже решено сплавить в Союз от греха подальше. Немцы настырно копают по кражам, что чревато политическими осложнениями.

Всех этих решений Вадим Бут, конечно, не знал и наслаждался, как он предполагал, последними деньками госпитальной расслабухи. Впереди была неизвестность. Скорее всего стрелковая рота с ее «через день – на ремень, через два – на службу». Но Вадим как-то успокоился, смирился, что ли. События последних недель дали возможность взглянуть на его положение в совершенно другом ракурсе. Прав был Игорь. Вадим сохранил внутреннюю свободу и уважение к самому себе, а эти принципы были не последними в его восприятии мира. Осуждал ли он Игоря за дезертирство? Скорее, нет. Чувствовал, за этим поступком друга стоит не малодушие и трусость, презираемые во всех армиях, а осознанный выбор сильного человека. Себя к таковым Вадим причислить не смел.

Большинство вокруг предполагало, что Журида поймают со дня на день и будет показательный суд, ну куда ему деться. Даже если доберется до Союза, где там не спрячешься. Во всех рассуждениях сквозило, скорее, сожаление, чем злорадство. Вадим же помалкивал в своих размышлениях. «Я свою игру играю, и играю ва-банк». Это были слова не труса, загнанного в угол, и решившегося на инстинктивный, отчаянный и обреченно-безрассудный последний бросок. У Игоря, догадывался Вадим, был план. Хорошо продуманный и подготовленный план, и он должен был сработать наверняка.

Прошло три недели пребывания в госпитале, а выписки не последовало. Озадаченный Вадим терялся в догадках. Несколько дней назад он сообщил в письме Люде, что возвращается в часть, но неизвестно в какое подразделение. А после разговора с Игорем, решился написать ей все, как есть. Как же сразу стало легко, что не надо ничего выдумывать, скрывать, притворяться. Сожалел, что не сбылась его надежда вернуться в Союз, но уверял любимую, что полон душевных сил выдержать эти полтора года, лишь бы она ждала его. Ответа пока не было.