Дорога в Омаху

– Я не… Да бросьте вы это! Пятьсот миллионов – я и представить такого не могу! Нас сокрушат, погубят, уничтожат, землю нашу экспроприируют или купят за бесценок, налогоплательщики придут в ярость, а редакционные статьи во всех печатных органах будут называть нас не иначе как невежественными дикарями и отъявленным жульем…

– Мисс Редуинг, – прервал ее причитания Арон, и то, что он назвал ее так – «мисс» и по фамилии, а голос его был на редкость суров, – заставило Дженни вопросительно посмотреть на прославленного юриста, который до этого был к ней так добр.

– Что, мистер Пинкус?

– Я подготовлю меморандум о намерениях, в котором будет заявлено со всей определенностью, что вы, исходя из самых высоких устремлений, готовы вступить в переговоры, если только таковые состоятся, с вождем Повелителем Грома, известным также как генерал Маккензи Хаукинз и выступившим инициатором заключения соглашения между означенными сторонами. Вы согласны возложить на свои плечи связанное с этим бремя?

– Ч-ч… – Дженнифер собиралась было сказать: «Черт!» – но блеск в глазах Арона вовремя остановил ее. – Понятно, сэр, никаких цветистых выражений! С мэтрами юриспруденции не спорят. Я подпишу оба документа.

– Так-то лучше, маленькая леди, – молвил Хаук, засовывая в рот мятую сигару, и, подняв ногу, чиркнул спичкой о штанину из оленьей кожи. – Увидите, мисс Ред, никакие победы не могут освободить командира от забот. Мы идем все дальше, дальше, дальше, то и дело оглядываясь на славные войска, следующие за нами!

– Вы вдохновили меня, генерал! – произнесла Дженнифер, одаривая его нежнейшей улыбкой.

– Прямо голубки! – съязвил Сэм, глядя на них. – Особенно вы, Покахонтас.

Арон между тем прошел в кабинет свояка в прибрежной вилле и, позвонив своей личной секретарше, сказал ей, чтобы она попросила Пэдди Лафферти отвезти ее с нотариальной печатью в Свомпскотт.

Седовласая леди прибыла с красными глазами и набрякшими веками – результат, вне сомнения, какого-то вялотекущего гриппа – и занялась перепечатыванием обоих документов, тут же торжественно подписанных.

Когда Арон учтиво провожал свою явно хворую секретаршу к двери, благодаря ее за то, что она согласилась снизойти до его нужд, несмотря на свое состояние, женщина спросила старого адвоката:

– Вы знаете кого-нибудь по имени Брики, мистер Пинкус? Он вам звонил.

– Брики? Это его фамилия?

– Я не уверена, что поняла это. И потом, как мне кажется, его звали чуть-чуть по-другому.

– Вам нездоровится, моя дорогая. Мне хотелось бы, чтобы вы отдохнули несколько дней. Я попрошу своего доктора заглянуть к вам. Да простит меня Авраам, я заставлял вас перерабатывать.

– Он очень красивый молодой человек. Блестящие черные волосы, одет безукоризненно…

– Осторожнее, смотрите себе под ноги.

– Он все хотел узнать, где вы.

– Полегче, вот здесь две ступеньки, а там дальше вымощено… Пэдди, где ты?

– Здесь, босс! – раздался с подъездной дорожки голос Лафферти. Вынырнув из тени, шофер подбежал по тропинке к веранде. – Знаете, мистер Пинкус, она вроде бы нездорова.

– Это грипп, Пэдди.

– Раз вы говорите так, сэр, значит, он и есть. – Лафферти поддержал секретаршу и, уговорив ее взяться левой рукой за его плечо, повел женщину к машине.

– Брики, мой дорогой, дорогой, дорогой!.. – Слова сами складывались в песню и плыли, заглушаемые шумом высоких сосен, окаймлявших описывавшую полукруг подъездную дорожку. – Он для меня единственный, единственный, единственный!..

Арон с чувством облегчения вернулся к входной двери, но, так и не войдя в дом, вдруг остановился, склонив в изумлении голову на плечо… Брики?.. А может, Бинки?.. Бингхэмптон Олдершот, известный на Кейпе под именем Бинки и связывавший Бостон с финансистом международного класса, скрывавшимся за железными воротами своего банка в Бикон-Хилле?.. Не подсуетился ли там племянник? Моложавый дамский угодник с похожим прозвищем, которого Олдершоты держали на коротком финансовом поводке, да и то только для того, чтобы уберечь семью от неприятностей?.. Нет, это невозможно. Его личная секретарша, пребывавшая в этом качестве уже пятнадцать лет, была зрелой дамой. Хотя, будучи послушницей, она и презрела свои обеты ради жизни в миру, ею по-прежнему владели религиозные чувства. Так что думать что-то в таком роде было бы просто смешно. Скорее всего, речь могла идти лишь о совпадении.

Войдя в прихожую, Пинкус услышал телефонный звонок.