Дорога в Омаху

Гигантский реактивный самолет «ЕС-135», известный как «Зеркало» и участвовавший в нескончаемом поиске в небесах, осуществляемом командованием стратегической авиации, резко взмыл вверх и, набирая скорость, поднялся до начальной высоты в восемнадцать тысяч футов. Затем, повернув на северо-восток, пересек реку Миссури и, покинув пределы штата Небраска, пошел над Айовой. С земли, из диспетчерской базы военно-воздушных сил Оффат, откуда командование стратегической авиации осуществляло контроль над своими подразделениями в различных уголках мира, полковнику Гибсону приказали шифровкой взять курс на северо-запад и идти на сближение с самолетом-заправщиком с целью пополнения запасов горючего, что должно было произойти в еще светлом на западе небе.

В данном случае спорить не приходилось. Пятьдесят пятая стратегическая разведывательная эскадрилья – основное подразделение в Оффате – проводила наблюдательные полеты в рамках глобальных программ. Безотносительно к своему месту базирования она, как и родственная ей пятьдесят четвертая стратегическая разведывательная эскадрилья, обслуживала суперкомпьютер «Крэй Икс-Эм-Пи», находившийся в ведении ГНВВСП, что расшифровывалось как «Глобальные наблюдения военно-воздушных сил за погодой», хотя единственными, кто верил в то, что это чудо электронной техники и в самом деле имеет какое-то отношение к метеорологии, были всего лишь несколько высокоученых исследователей из СВК – «Стратегического воздушного контроля».

– Что же должно произойти здесь? – проговорил полковник Гибсон, адресуясь скорее к себе, чем к своему первому помощнику.

– Меня больше интересует, что, черт возьми, произойдет в «Дуги»! – произнес разгневанно молодой капитан. – В общем, дрянь мое дело!

* * *

В Пентагоне, в разукрашенном флагами кабинете всемогущего министра обороны, на трех диванных подушках восседал за огромным письменным столом крошечный человечек с узким личиком и слегка сбившимся набок хохолком и буквально выплевывал слова в трубку:

– Я скручу их в бараний рог! Клянусь богом, я устрою этим неблагодарным дикарям такую жизнь, что они попросят яду. Но я не дам его им! Никому не удастся загнать меня в угол! Я буду держать эти «сто тридцать пятые» в воздухе и в боевой готовности, если даже придется дозаправлять их и днем и ночью!

– Я на вашей стороне, Феликс, – сказал несколько обалдело председатель Комитета начальников штабов. – Но я ведь не представляю военно-воздушных сил. Почему бы нам не разрешать им время от времени приземляться? Завтра к полудню вы будете иметь в воздухе четверку «сто тридцать пятых». Все они – из Оффата, что позволяет нам сэкономить время. Не могли бы мы разделить эти тяготы с другими базами командования стратегической авиации?

– Ни в коем случае, Корки! Омаха – главный объект нашего наблюдения, и мы не допустим, чтобы кто-то еще совал туда нос! Ты что, не видел картин Дьюка? Стоит только дать хоть какую-то поблажку этим кровожадным краснокожим ублюдкам, этим отбросам общества, хоть в чем-то уступить им, как они тотчас подкрадутся к тебе сзади и снимут с тебя скальп!

– Но как все-таки насчет самолетов и их экипажей?

– Ты ничего не понимаешь, Корки! Разве не слышал ты таких вещей, как «Помоги мне подняться, Скотти!» и «Помоги мне сесть, Скотти!»?

– Нет. Наверное, я в то время был во Вьетнаме.

– Оставим это, Корки! – Министр обороны швырнул трубку на рычаг.

* * *

Бригадный генерал Оуэн Ричардс, главнокомандующий стратегической авиацией, разглядывал двух довольно странных субъектов из Вашингтона – в черных пальто военного образца и темных солнцезащитных очках под темно-коричневыми шляпами, которых не сняли они даже в присутствии женщины – майора военно-воздушных сил, проводившей их в его кабинет. Подобную неучтивость Ричардс приписал негласному воинскому кодексу, которого сам он никогда не признавал. Например, как нечто само собой разумеющееся он отворял дверь своей секретарше, поскольку главным для него было не то, что она пребывала всего лишь в сержантском звании, а ее принадлежность к прекрасному полу, который вполне естественно, как считал он, требовал к себе уважительного отношения.

Однако довольно скоро Ричардс убедился в том, что странность в поведении его гостей обусловливалась отнюдь не недостатком учтивости. Просто они были сумасшедшими, чем, возможно, объяснялось и то, что и в этот теплый летний день они не посбрасывали с себя тяжелые пальто военного покроя и темные шляпы и не сняли дымчатых солнцезащитных очков в бесспорно тускло освещенном кабинете генерала: все жалюзи были плотно закрыты, дабы не допустить в помещение ослепительных лучей предзакатного солнца. «Психи какие-то, да и только!» – резюмировал Оуэн.