Дорога в Омаху

— Naturalmente, pagliaccio...[123]Но что же после того, как береговая охрана прекратит поиски, а я увековечен?

— В свое время, думаю я, тебя найдут на одном из отдаленнейших островов Драй-Тортугас[124]. Вместе с двумя из тех венесуэльцев. Непрерывно призывая Божью благодать на себя и на тебя, эти друзья будут клясться, что ваша троица своим спасением обязана исключительно твоей отваге и стойкости. Затем их немедленно отправят в Каракас, где они и исчезнут.

— Недурно. Совсем недурно. Может быть, вы — в свою маму.

— Если ты имеешь в виду смекалку и артистизм, то, полагаю, это так, — улыбнулся промышленник. — Мама всегда говорила: «Кровь цезарей всегда даст о себе знать, даже если большинство наших южных кузенов голубоглазы и светловолосы, как и я».

— Настоящая королева, преисполненная tolleranza![125]А как там насчет этого чертова Повелителя Грома? Каким образом удастся вам спасти от смерти этого безумца и его ошалевшую от любви к индейцам команду? Что за радость мне, если они погибнут?

— Ну что ж, обсудим и этот вопрос. Ясно, что только ты поддерживаешь с ними контакт...

— Верно, — перебил предпринимателя Манджекавалло. — Они в безопасном месте, о чем никому, кроме меня, не известно. Так оно будет и впредь.

— Но как в таком случае сможем мы обеспечить их защиту? Нельзя охранять объект, не зная, где он.

— Я уже обдумал все это и нашел решение. Вы поделитесь со мной своими планами, и я, если сочту это нужным, договорюсь через посредника с генералом 6 встрече. Что вы скажете на это?

— Перед тем, как вылететь сюда, ты заверил меня по телефону, будто пресловутый Повелитель Грома со своими сподвижниками в надежном, согласно вашему определению, укрытии, что для меня как яхтсмена эквивалентно понятию «тихая гавань», ассоциирующемся в моем сознании с кораблем, обретшим защиту от бури лишь в глубине бухты, ставшей для него, таким образом, этим самым безопасным уголком...

— И часто мучаете вы себя подобными заумствованиями?.. Признаюсь, хотелось бы надеяться, что все так, как вы говорите: ведь я лишь повторил слова того здоровяка-солдата, и если он был не точен в своих выражениях, то это значит, что у нас ни к черту не годная армия. А как ваше мнение?

— Почему бы не сохранить нам статус-кво?

— В чем конкретно?

— В том, что касается «надежного укрытия», — произнес Смитингтон-Фонтини медленно, как бы поясняя то, что и так очевидно. — Если бы ты сказал мне прямо, что у нас ни к черту не годные и армия и военные в высших эшелонах Пентагона, то я, возможно, и согласился бы с тобой. Однако, принимая во внимание недавние свершения генерала, мы должны поверить ему на слово, что его убежище действительно надежно и достаточно хорошо защищено от непогоды.

— От непогоды?

— Этим понятием я обозначаю практически любое отрицательное явление. Раз все они находятся в бухте, неподвластной яростным стихиям, то почему бы им и не оставаться там?

— Но я, черт возьми, не знаю, где это!

— Тем лучше... А твоему связному известно их местопребывание?

— Он сможет выяснить это, если Повелитель Грома найдет его доводы убедительными.

— Ты упомянул по телефону, что он хотел бы, чтобы ему были приданы... «вспомогательные силы». Это и в самом деле то, что ему нужно?

— Готов целовать свинью, чтобы доказать, что так оно и есть! Это как раз то, что ему требуется... А кого бы предложили вы ему в подмогу?

— Твоего помощника по прозвищу Туша. Для начала и он сойдет.

— Я против! — возразил Манджекавалло. — У меня для него другая работа. А кто еще у вас на примете?

— С этим не так-то все просто. Как я говорил уже, наши патроны здесь и за океаном твердят упорно, будто мы не поддерживаем каких бы то ни было отношений с семьями, как утверждает мистер Цезарь Боккегаллупо. Потому-то я и предложил кандидатуру Туши, личности исключительной, поскольку, будучи в известном смысле твоим телохранителем, он не отличается особой широтой ума... Кажется, ты сказал, что он предпоследний из так называемых «уличных горилл»?

— Предпоследний?

— Ну да! Последний был бы настоящей гориллой, владеющей английским языком. Или не согласен?

— Сколько можно говорить о моем телохранителе, этом уличном бойце Туше?

— Он же твой денщик, Винченцо, мальчик на побегушках!

— Знаете, от вас у меня мозги цепенеют. Кого угодно с толку собьете!

— Я стараюсь говорить как можно доходчивее, — отозвался промышленник заплетающимся от изнеможения языком. — Но боюсь, что мы мыслим на разных волнах.

— Попытайтесь все же, Смити, настроиться на мою! Вы изъясняетесь, приятель, точь-в-точь как то печеное яблоко, которое ведает государственным департаментом.