Дорога в Омаху

— Право же, я не должна, Бинки, — протестовала женщина, хихикая и нервно поводя рукой по своим длинным седеющим волосам. — Это ни к чему!

— Что ни к чему? — вопрошала ходячая реклама одежды от братьев Брукс с явно среднеатлантическим акцентом, характерным для жителей района между Парк-авеню и Белгрейв-сквер. — Я уже сказал вам, каковы мои чувства.

— Сюда заходят выпить после работы столько наших юристов... И потом, я знакома с вами не более часа. Люди начнут судачить.

— Ну и пусть, моя прелесть! Кому какое дело? Стоит ли обращать на сплетников внимание? Я изложил свою позицию предельно четко и в деталях. Что же касается мнения этих инфантильных идиотов по поводу того, с кем должен встречаться человек моего круга, то мне оно безразлично. Я предпочитаю зрелых женщин. Опытных и с умом... Итак, ваше здоровье! — Они поднесли к губам стаканы, но проглотил напиток только один из них, и отнюдь не банкир из «Лиги плюща». — У меня есть небольшое дельце, моя любовь. Как думаете вы, когда наш исполком сможет встретиться с мистером Пинкусом? Речь идет о нескольких миллионах, так что его профессиональный совет был бы для нас крайне важен.

— Бинки, я уже говорила вам... — Секретарша смущенно скосила глаза и икнула четыре раза подряд. — Мистер Пинкус целый день не звонил мне.

— И вы не знаете, где он, моя дорогая?

— Нет, не знаю... Конфисексуально... конфиденциально говоря, его шофер Пэдди Лафферти попросил меня по телефону заказать в агентстве две машины.

— Сразу две?

— Да. Речь вроде бы шла о поездке в домик для лыжных прогулок. Это где-то в Хуксетте. В Нью-Гэмпшире, неподалеку от границы штата.

— Впрочем, что нам до всего этого?.. Извините, моя прелесть, но я отлучусь на минутку. Как говорится, зов природы.

— Мне пойти с вами?

— Не думаю, что это приемлемо... Вы такая цветущая! В вас столько соблазна!..

— Ой! — пискнула секретарша, сражаясь с мартини. Бинки, банкир, поднялся из-за стола и быстро проследовал к телефону-автомату у входа в бар О'Тула. Вставив в отверстие монету, набрал номер. И не успел еще прогудеть первый сигнал, как на том конце сняли трубку.

— Дядя Брики? — спросил он.

— А кто же еще? — отозвался крупнейший в Новой Англии банкир.

— Это твой племянник Бинки.

— Надеюсь, я не зря трачу на тебя деньги, парень! Хотя, признаюсь, ты мало на что годен.

— Дядя Брики, на этот раз я оказался на высоте!

— Меня не интересуют твои сексуальные подвиги, Бинки. Рассказывай лучше, что разузнал ты там?

— Они на лыжной базе в Хуксетте. В Нью-Гэмпшире, по ту сторону границы.

Бинки, банкир, так и не вернулся к своему столику в баре. Чуткий О'Тул усадил пьяную секретаршу в такси, заплатив за ее проезд, и, махнув на прощанье рукой, когда ее сконфуженное лицо появилось в окошке, произнес про себя одно только слово: «Мерзавец!»

* * *

— Это Брики, старина. Они на лыжной базе в Хуксетте, штат Нью-Гэмпшир, примерно в тридцати милях к северу от границы, если ехать по магистрали девяносто три. Мне сказали, что в тех местах только пара таких домиков. Поэтому разыскать беглецов не составит особого труда. Там будут стоять две машины со следующими номерами...

Пепельнолицый банкир из Новой Англии назвал их и затем выслушал восторженные восклицания, адресованные ему государственным секретарем.

— Прекрасно сработано, Брики! Все как в старые добрые времена! Не правда ли, старый приятель?

— Надеюсь, что так, старина. Ибо в противном случае, если ты завалишь дело, тебе уже не показываться на наших встречах.

— Не беспокойся, старина! Их называют «грязной четверкой». Настоящие звери! Через час они вылетят из аэропорта Лоуган... Думаешь, Смити пересмотрит свое решение запретить мне держать мою яхту на стоянке его клуба?

— Я подозреваю, что все будет зависеть от того, каких результатов ты добьешься. А ты как считаешь?

— Я очень верю в эту четверку, старый дружище. Чудовищный квартет не знает жалости. Ты бы не захотел оказаться и в целой миле от них!

— Удачи тебе, старина! Держи со мной связь.

* * *

Было уже за полночь. Черный фургон с потушенными фарами неслышно проехал по проселочной дороге у окраины Хуксетта, штат Нью-Гэмпшир, и остановился перед гравиевой подъездной дорожкой у бывшей лыжной базы. Водитель машины, с устрашающей синей татуировкой на лбу в виде вулкана в момент извержения, явно видной при лунном свете летней ночи, обернулся к троим спутникам, расположившимся на заднем сиденье.

— Пора, головорезы! — произнес он обыденным тоном. Его подельники полезли в свои заплечные мешки и, вытащив оттуда маски из черных чулок, тотчас же натянули их на головы. Водитель, и одновременно их предводитель, проделал то же самое. И теперь в узких прорезях в масках зловеще поблескивали четыре пары глаз.

— Максимум оружия! — приказал татуированный предводитель четверки с мрачной усмешкой, скрытой тканью. — Я хочу, чтобы все они были мертвы! Все до единого! Я жажду видеть их ужас, страдания, кровь и искаженные лица! Словом, все те славные вещи, которые так хорошо научили нас делать!