Ди-Два провел Хаука к глухой стене здания, возле которого они стояли. Там, на пустой площадке, служившей, вероятно, местом стоянки машин-мусорщиков, притиснулся боком к одному из мусоровозов кургузый «шевроле». Противоположная дверца, — та, которую можно было открыть, — была надежно прихвачена длинной, скрученной в жгут скатертью, тянувшейся от ручки к заднему бамперу. Внутри находились двое телохранителей Дивероу: один — на переднем, водительском, другой — на узком, заднем сиденье. Их апоплексические лица были чуть ли не вдавлены в оконные стекла. Более внимательный осмотр показал, что оба пребывали только в нижнем белье, а при дальнейшей же рекогносцировке на местности было выявлено наличие двух пар башмаков, аккуратно поставленных с засунутыми в них носками у заднего колеса.
— Другой окно ми немножко открывать, чтобы они мог иметь немного воздух, — пояснил Ди-Два. — Мы правильно сделать?
— Вы поступили как надо, — отозвался Мак. — Женевской конвенцией предусмотрено гуманное обращение с военнопленными... А где, черт возьми, Ди-Один?
— Здесь я, чудик, — откликнулся тот, выныривая из-за багажника «шевроле» с пачкой денег, которые пересчитывал на ходу. — Эти амигос должен найти лучший работа или лучший женчина. Если бы не твой человек на фотография, то они не стоить никакой внимание.
— Мы не отбираем у пленных личных вещей, если они не представляют опасности, — заявил Хаук твердо. — Положи деньги обратно в их бумажники.
— Эй, парень, — запротестовал Ди-Один. — Что тут личный в динеро... деньги? Я покупать что-нибудь от тебе, я платить. Ты покупать что-нибудь от мене, ты платить. Личный имущество — это что ты держать для себе, верно? А деньги никто не держать для себе, поэтому он не личный вещь.
— Но они у тебя ничего не покупали!
— А как нащет эти? — Ди-Один поднял пару брюк. — И эти, — указал он на башмаки.
— Вы их украли!
— Это жизн, чудик! Или, как ты говорить, это эстратегия, верно?
— Мы зря теряем время, но я готов ответить хоть сейчас. Находясь под огнем противника, вы оба проявили из ряда вон выходящую инициативу, можно сказать, необыкновенную изобретательность. Это делает честь вашим мундирам, и я буду рекомендовать вас для представления к награде.
— Это прикрасни!
— Это значить ишшо динеро... Деньги, да?
— Вернемся к этому вопросу позже, а сейчас — о деле. Где наш объект номер один?
— Это тот тощий, что на фотография?
— Верно, он, солдат!
— Он там внутрь, а это такой дело, что, если я войдить туда, то мой мама и мой священник будет плюнуть на мене! — осенил себя крестным знамением Ди-Два. — Да, парень!
— Что, плохое виски, сынок?
— Плохой entretenimiento[51]
. Как вы здесь сказать, repugnancia![52]— Не думаю, что бы я говорил так, сынок. Ты хочешь сказать: отвратительно?
— Ну... один половина, но не другой половина.
— Что-то я не пойму тебя, капрал.
— Этот прыгать и прыгать. Вверх и вниз.
— Вверх и?.. О, пресвятые орды Чингисхана, уже не хочешь ли ты сказать...
— Я вот это хотеть сказать, чудик, слушай. Я прокрался, чтобы найтить гринго, который тебе не нравится... Он повесить трубка и пойти в большой кругли бар. И так все этот безумный люди танцевать — des nudo, senor!..[53]
Совсем голый!..— И?
— Он о'кей! Он смотреть на mujers[54]
, а не на nombres[55].— О Боже, что за игрища! Мы вовсе не должны брать в плен этого сукина сына, мы должны спасти его! В поход, солдаты!
Внезапно, совершенно неожиданно, из скопища машин на стоянке у «Нэнси и так далее» вырвался маленький зеленый «бьюик» и, заскрежетав тормозами, остановился в каком-то ярде от Хаука и его гвардии. Из машины выскочила хрупкая фигурка. Худощавое лицо незнакомца ничего не выражало, но в темных глазах сверкали молнии.
— Думаю, вы зашли достаточно далеко! — изрек он.
— Кто ты, черт бы тебя побрал, малыш? — закричал Маккензи Хаукинз.
— Малыш?.. Ну что ж, мал золотник, да дорог, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Я сломать этот маленький старый гринго пополам, но не буду ранить его слишком сильно. О'кей, чудик? — предложил свои услуги Ди-Один, выступая вперед.
— Я пришел к вам с миром, а не с войной, — произнес скороговоркой водитель «бьюика». — Мне хотелось просто побеседовать с вами, как это принято у цивилизованных людей.
— Подожди! — завопил Хаук, останавливая Ди-Один. — И затем обратился к странному человечку: — Еще раз повторяю вопрос: кто вы? И в связи с чем собираетесь вы тут устраивать со мной совещание?
— Я Арон Пинкус.
— Тот самый?
— Да, тот самый, сэр. А вы, полагаю я, несмотря на ваш довольно глупо выглядящий парик, — знаменитый генерал Маккензи Хаукинз?
— Так точно, сэр! — возгласил Мак и тотчас, сорвав театральным жестом камуфляжный убор со своей головы, щетинившейся посеребренными временем короткими волосами, явно подвергнутыми военного образца стрижке, встал навытяжку. Но и в такой позе от его широких плеч веяло угрозой. — Итак, что мы имеем сказать друг другу, сэр?