Дорога в снегопад

Пока клаудвочеры разбирали аппаратуру и обменивались восторгами, Алексей стоял у полок с книгами, тупо пялился на их названия, ни черта не понимая, и все пытался ответить на вопрос: а что же здесь сейчас произошло? Ему было совершенно не жалко ни потраченного времени, ни разговоров с этими бедными стариками, которые едва ли что поняли из его выступления, – просто он пытался постичь цель всего этого действа, а ее-то, видно, и не было. Из этих размышлений его на время вывела возникшая перед ним Юля. Лицо ее выражало такое счастье, что причиной его можно было, не боясь ошибиться, назвать только одно чувство.

– Пройдем до Неглинной, – предложила она, – я машину там оставила. Крутилась, крутилась, не смогла здесь припарковаться.

* * *

Бывают дни, когда Москва, несмотря даже на непоздний час, словно бы утомляется раньше обычного. Машины разбегаются, как тараканы от яркого света, толпы редеют, как волосы лысеющего мудреца, оставляя улицы и переулки наедине с самими собой. Город, по которому они шли, освещенный местами щедро, местами таинственно, не выглядел слишком многолюдным.

– Вот мне тридцать восемь лет, – сказал он с едва заметной иронией, – а я впервые выступал перед такой… – он задумался, подбирая слово, – перед такой заинтересованной аудиторией.

– Правда? – удивилась Юля. – Ты выглядишь гораздо моложе. Это еще мало сегодня было народу. Бывает, полмагазина сбегается.

Он хотел еще спросить, а какую, собственно, цель преследует вся эта «движуха», но побоялся, что такой вопрос может обидеть ее.

– «Клаудвочер» – это что? – вместо этого поинтересовался он.

– В переводе с английского – «сloud» – облако, «wacher» – смотрящий, получается – наблюдающие за облаками.

– Да в переводе с английского я и сам понимаю. Я имею в виду, что это такое – за облаками наблюдать? Чего за ними наблюдать-то?

– Сейчас мир погряз в самом себе, – еще раз удивилась Юля. – Должны же люди задумываться о вечном.

– В общем, – подсказал он, – вы помогаете людям быть добрее.

– В общем, да, – рассмеялась она, довольная тем, что Алексей так удачно выразил мысль, которая ей не давалась.

– И за это сейчас деньги платят? – спросил он с деланной недоверчивостью.

Она только пожала плечами. Все-таки нечто в ней оказалось задето.

– Наша деятельность основывается на трех принципах, – пояснила она с достоинством, – честное слово, доброе дело, свободное мышление.

– Но вот эти люди, – все-таки не сдержался он, – им-то зачем все это? По-моему, им не это нужно, ну, в первую очередь не это, – счел он необходимым себя поправить, – а нормальные пенсии и надежное медицинское обслуживание.

– Ты не любишь людей, – горестно констатировала Юля.

– Да нет, – возразил он. – Просто я их люблю на своих местах.

– А они и были на своих местах. Прийти послушать популярную лекцию – это их выбор.

Чем возразить на это, он уже не нашелся.

– Прекрасная клаудвочерка, – произнес он любезно, – если вы окончательно не монополизировали право на честное слово, доброе дело и свободное мышление, то я бы предложил немного согреться.

Они вошли в полупустую кофейню и сели у окна, где цветными пятнами проплывали расплавленные толстым стеклом габаритные огни и сутулились, подскакивая на высоких каблуках, спешащие по домам работницы офисов. Название «Измайлово» так часто звучало в ее речах, что он сказал:

– Измайлово для меня какой-то запретный район. Бывал там всего-то несколько раз, по-моему. Не часто заводила судьба в Измайлово. Расскажите, как там у вас в Измайлово.

– Да я не из Москвы, – сказала Юля, и сказала это не без смущения. – Я там квартиру снимаю.

– М-м, а откуда?

– Из Новохоперска. Это в Воронежской области.

– Что-о? – Он чуть было не привстал от удивления.

– А что? – совсем испугалась она.

– Ты не поверишь, – усмехнулся он, – но я совсем недавно оттуда. Вернулся буквально перед нашим первым разговором.

Теперь пришел черед удивляться ей.

– Ты был в Новохоперске? Что ты там делал? У тебя там родственники?

– Почти, – уклончиво ответил он.

Она склонилась над меню. Лучи свечки, зажженной на столе, подсветили снизу ее лицо и преобразили его. Этот небольшой свет как бы подарил целый загадочный мир, полный тайн и обещаний их открыть.

Его охватило желание сесть с ней вдвоем в какую-нибудь раздолбанную машину и покатить, как это часто делают незаконопослушные герои американских фильмов, куда глаза глядят, – куда-то туда, где плавно текут широкие реки и никак не могут утащить за собой отражения маленьких городков, смотрящихся в их воды, бездумно разглядывать существование их обитателей, ни о чем не думать, ничего не вспоминать, выбросить из памяти все унижения 90-х и даже нынешний успех, начать жизнь заново и где-нибудь на подъеме дороги, откуда видно во все стороны разноцветной земли, сказать этой девушке с золотистым непослушным завитком на виске, сказать ей: «Я тебя люблю».

Когда они вышли из кафе, город совсем обезлюдел, и от этого странного несоответствия времени суток и пустоты было даже как-то неуютно.

– А то, что ты говорил, ну, там, на джеме, – спросила она, – это все правда?