Дорога в снегопад

Андрей Силантьев, в свою очередь, обвинял Позднякова в перепевке старых социалистических догм и напоминал, что традиционной радикальной теории больше не существует; значительная часть из того, что еще недавно считалось социалистическим и коммунистическим, сейчас успешно работает на рыночную экономику. Почти благоговейное отношение Маркса к технологическому прогрессу в XXI веке стало помогать наиболее вредным целям технократической идеологии и бюрократии. Больше нет больших движений под красным флагом – остались только призрачные бунтовщики, гибнущие в бесполезных бунтах, и их лидеры, ведущие их стройными рядами в политический архив. Экономика, основанная на принципе «рост или смерть», обязательно противопоставляет себя природному миру и оставляет за собой экологическую пустыню. Самое же главное и прямо-таки трагическое в истории, что ориентированная на рост бюрократизированная и иерархичная социалистическая система не смогла стать альтернативой либерализму в том первозданном смысле, какой придает этому слову значение протоиндоевропейского прилагательного.

Как бы то ни было, оба они сходились на том, что капитализм, видимо, представляет собой момент «негативного абсолюта» для общества и природного мира. Никто не может исправить этот строй, изменить его или воссоздать с экологической приставкой, вроде «экокапитализма». Единственное, что можно сделать, это уничтожить его, так как он воплощает в себе все социальные болезни, начиная классовой эксплуатацией и заканчивая алчностью, милитаризацией и, наконец, ростом ради роста, которые опорочили цивилизацию и запятнали все ее великие достижения. Так называемые реформы, проводящиеся якобы во имя справедливости, запускаются лишь для того, чтобы управлять глубоким и растущим кризисом, а не для того, чтобы его устранить. Современная демократия лишается своих низовых институтов, которые составляли сущность демократии древней. Образованные, знающие граждане стали превращаться в заурядных налогоплательщиков, обменивающих деньги на услуги, и образование отказывается от своей гражданской направленности в пользу тренировки у молодежи финансово вознаграждаемых навыков. И скоро будет видно, как это ужасное направление разовьется в мире, где верх берут механические роботы и компьютеры, которые так легко использовать для надзора, и генетические инженеры, обделенные моральной чувствительностью.

«Нет возврата к наивному равноправию доисторического мира или к классическому полису классической античности. Да этого и не нужно. Нельзя ничего достичь при помощи мистических фантазий, которые регрессивны психологически и атавистичны исторически», – говорил Андрей Силантьев, и Кирилл Поздняков тоже был здесь с ним согласен, но что нужно делать и с чего конкретно начинать, опять оставалось неизвестным.

Гоша участвовал в этих спорах скорее в качестве заинтересованного, но совершенно безмолвного наблюдателя, так как сказать ему было особенно нечего. Просто он остро чувствовал несправедливость мира, доступного его созерцанию и размышлению, и с этими ребятами было ему интересно и легко. Хотя все они и представляли поколение всеобщей компьютеризации, общаться в реале оказалось куда интересней. Итак, Силантьев стоял за некое абстрактное безгосударственное человечество, Кирилл Поздняков стоял за государство, но устроенное на основах, близких к неосоциалистическим, а Нина Берестова вообще ни за что не стояла, ей просто было прикольно проводить время со своими. В общем, вся эта компания полностью оправдывала старую истину, известную еще с ХIХ века: где четверо русских, там пять политических партий. Все были согласны с тем, что если немедленно не создать рациональное, экологически ориентированное общество, существующий мир привилегий, грабежа, эгоизма и конкуренции полностью разрушит экосистемы, которые общество, ориентированное на прибыль, уже фактически подвело к границе жизни и смерти.

Итак, группа «Противодействие» и сама толком не знала, кому, когда и зачем надо противодействовать, но энергии и фантазии хватало, и акции начались как-то сами собой.

Несколько раз Гоша приходил домой окровавленный после стычек с националистами – такими же молодыми парнями, чей социальный протест изливался в другое русло. Обеспокоенная, теперь уже сама Кира отправилась в школу, но дело было, конечно, ни в какой не в школе, а в сложившемся коллективе единомышленников, которых в Москве, да и в других городах только прибавлялось.