Дорога в страну четырёх рек

— То художник Иванов, а то Жанка из хрущевки. Ты подписываешь картины «Ж. И». «И» у тебя почти как «Н», давай назовем тебя Жанна Новая. По-моему, это круто звучит, именно «новая», никому не известная, но новая, таинственная неизвестность, новая веха в живописи, новая струя в искусстве… — Заметано, будешь Новой, — вдохновился собственным креативом коммерсант.

— Нет, не годится, — опять возразила Жанна, уже просто из банального упрямства и чувства противоречия.

Она терпеть не могла, когда ей что-то навязывали, а тем более решали за нее. А тут такая наглость. Ее просто решили переименовать, как вещь, как собачку, как улицу, в конце концов.

— Почему?

— Не нравится, я привыкла к своему имени.

— Жанка, ты точно трахнутая на всю голову. Еще к твоему имени, знаешь, кто привык? Тараканы на кухне. Ты хорошая художница, но креатива в тебе нет, поверь мне, своему продюсеру. Ладно, мы тратим время, тут люди ждут. Итак, заметано — Жанна Новая.

Женич отключился, не дав Жанне сказать больше не слова.

— Мать твою, — прошипела Жанна, которая обычно не сквернословила. — Чушь какая-то! Имя им не нравится, творческий псевдоним подавай.

Жанна осталась одна в опустевшей квартире — только с мольберта на нее смотрел неизвестный юноша. В какой-то момент Жанна решила, что не будет с ним расставаться и возьмет с собой на выставку.

— Ты мне будешь помогать, — произнесла Жанна, глядя в большие карие глаза незнакомца.

Глава 35

Всю ночь Олесю терзали уже ставшие почти привычными фантазии об Андрее. Она металась по кровати, словно в бреду, пока ее соседки, утомленные дневными послушаниями и длинными церковными службами, спали как убитые. Олесе хотелось выйти во двор, подышать влажным лесным воздухом, но она подумала, что двери в корпус наверняка закрывают на ночь.

В комнате было очень душно. Олеся встала и, опершись на подоконник, хотела открыть форточку. Но оказалось, что окна еще не расклеивали с зимы. От этой неудачи Олеся еще больше приуныла. В свете желтоватого фонаря блестели мокрые голые ветви соседнего тополя, слегка покачивающиеся на ветру. Таял снег, была влажная мартовская ночь.

«Уйти бы сейчас прямо туда, в темноту, в лес», — в отчаянии думала Олеся, сжимая руками пульсирующие виски.

За монастырским забором угадывалась черная кромка близлежащего леса.

«Нет, лучше к нему, он приедет за мной на машине и умчит меня вдаль».

В голову лезли самые мерзкие фантазии. Потом Олесе начало казаться, что Андрей действительно где-то совсем рядом, там, за монастырским забором, ждет ее, мерзнет под промозглой изморосью. С большим трудом Олеся заставила себя лечь, пытаясь читать молитву, но слова путались и забывались. И чем сильнее она пыталась молиться, тем упорнее разум сопротивлялся ей. Некая невидимая сила продолжала ввинчивать, словно штопором, в ее воображение моменты острой страсти, казавшиеся особенно сладостными.

Ненадолго Олеся забылась беспокойным и непристойным сном, но вскоре ее разбудил церковный колокол — звонили к заутрене. Девушка вскочила, быстро натянула на себя юбку и тихо выскользнула в коридор. Соседки еще спали.

Олеся выскочила из корпуса. Свежий ветер дул в лицо. Рассвет еще не занимался, влажный белесый туман затянул, словно полупрозрачными кисейными шалями, очертания светлых монастырских корпусов. Галечные дорожки, обрамленные заметно просевшими за эту ночь сугробами, блестели в свете редких желтых фонарей.

Олеся сбежала с крыльца. Громада монастырского собора с тускло освещенными окошками грустно смотрела на нее. Девушка хотела умыться ледяной водой, ей все еще было душно. Ей казалось, что огонь горит во всем ее существе, обжигает и иссушает душу. Олеся голыми руками раскопала один из сугробов, достала горсть снега почище и растерла его по лицу. Снег, подтаявший от весеннего тепла, превратился в жесткую и колючую ледяную массу. Кожа вспыхнула, как от ожога. Олеся бросила остатки снега и помчалась к храму.

В церкви горели свечи, пахло ладаном. В полумраке виднелись с десяток фигур молящихся. Здесь царили покой и умиротворение, только в душе Олеси бушевала буря, пылал неукротимый огонь, который она не в силах была погасить.

Девушка бросилась на колени подле иконы Богородицы и заплакала.

Глава 36

Андрей проснулся с тяжелой головой и отвратительным чувством неудовлетворенности. Он лежал на своей огромной кровати и с тоской вспоминал вчерашний день и сегодняшнюю ночь, часть которой провел в ночном клубе с двумя развязными девицами. Имена их он вспомнить не мог, помнил только, что девицы поминутно вешались ему на шею.

Андрей вылил вчера почти литр коньяка, и домой отвозил его папин шофер Вова: выгрузил сынка босса в спальне, сняв с него ботинки, и удалился. Еще помнил, что одна из девиц, гулявших с ним в клубе, очень настойчиво пыталась поехать с ними и упорно лезла в машину. Но Вова достаточно грубо ее отшил, а Андрей был в таком состоянии, что ему было глубоко безразлично, обиделась девица или нет.