Дорога в страну четырёх рек

«Энцефалограмма плохая, но за это тоже насильно никто держать не будет, — продолжал он свой внутренний монолог. — Главное — вести себя тише воды ниже травы, говорить, что чувствуешь себя хорошо, никаких навязчивых мыслей не имеешь. Мол, с алкоголем твердо решил завязать, да и раньше не злоупотреблял. Просто был сильный стресс на работе, вот не рассчитал дозы, запил, с кем не бывает…»

И только Коля над этим подумал, как ему стало плохо и случилось то, что надолго продлило его пребывание в стенах психиатрической больницы.

В палате было душно, в спертом воздухе смешались человеческие миазмы, запах лекарств и хлорки — классический набор больничных запахов, три в одном. Коля решил приоткрыть хотя бы форточку и встал с кровати. Но у окна, забранного крепкой решеткой, не было даже намека на малейшую щелочку, все задраено, как у иллюминаторов на подлодке.

А за мутным стеклом все так же падали хлопья весеннего снега, ветер раскачивал деревья. По больничному двору, поджав хвост, пробежала дворняга и исчезла за углом. Она была свободна, она не сидела здесь взаперти, у нее не было диагноза, который поставили несчастному Коле. За больничным забором медленно двигались автомобили. Там, за бетонной оградой, люди куда-то ехали, спешили по делам, решали свои проблемы, и им не было никакого дела до обитателей унылых зданий с зарешеченными окнами.

Николаю вдруг стало нечем дышать, казалось, еще чуть-чуть — и он задохнется. Его легкие заполнял удушливый газ, как резервуары заполняет жидкий бетон. Коля схватился за горло, словно его душили, и помчался в коридор. На посту сидела огромных габаритов медсестра в розовой медицинской пижаме.

— Девушка, — завопил Николай дурным голосом. — Откройте окно, я задыхаюсь! Мне нечем дышать, это какой-то газ, мне нечем дышать!

Медсестра окинула его невозмутимым взглядом и пробасила:

— Больной, здесь не санаторий, здесь свежим воздухом не дышат.

— Мне плохо, я задыхаюсь! Откройте окна! — орал Коля.

— Дима, Ленчик, на первый пост. Здесьунасу больного истерика, — проговорила куда-то медсестра, нажав на невидимую кнопку.

Затем она нажала на другую кнопочку и ласково произнесла:

— Артур Геннадьевич, подойдите к нам. У нас здесь истерика с больным Соловьевым.

Вместо свежего воздуха Коля получил укол успокоительного и был водворен обратно в палату. Голова стала тяжелой, словно набитой опилками, как у игрушечного мишки. Руки и ноги его отяжелели, хотелось спать и больше ни о чем не думать.

Пациент Соловьев погрузился в тяжелый и зыбкий сон. Ему снились коридоры, длинные и пыльные лабиринты коридоров, по которым он бессмысленно бродил. Он снова чувствовал невыносимую духоту, да еще бесконечная пыль, словно липкий абразив, забивала ноздри и засыпала глаза. Коля бежал по нескончаемым коридорам, он не знал, куда ему нужно бежать, но понимал, что выбираться надо во что бы то ни стало. Духота наваливалась, дышать стало невозможно. Воздух, если эту адскую смесь вообще можно назвать воздухом, стал густым, словно кисель. Этот кисель с трудом проникал в гортань и комом сворачивался в легких, заполняя их, будто цементная жижа.

Глава 50

— У меня есть твой портрет, — повторила Жанна, затушив сигарету.

— Что значит — мой портрет? — не понял Игнатий.

— Дело в том, что ты — или человек, один в один похожий на тебя, — был героем моего сна. Все, что мне снится, я стараюсь нарисовать. Как правило, пока воспоминания свежи, я встаю и сразу бегу к мольберту, чтобы запечатлеть все, что видела. Получилась целая коллекция картин, которые ты видел на выставке. Ужасных картин, на мой взгляд. Я никогда не хотела изображать ничего подобного. В одном из снов я видела Аримана и тебя. Даже не в одном. Ариман — это злодей. Нет, скорее всего, это злой дух, а вот зачем ему понадобился ты, я не знаю. Я только видела, что ты уплывал с ним на лодке куда-то в туманную страну. Твое лицо я очень хорошо запомнила и сразу его написала. Потом я встретила тебя на остановке и была в шоке, что человек из сна — не выдумка моей больной фантазии, а реально существующее лицо.

— А откуда ты узнала, как меня зовут?

— Точно не знаю, — пожала плечами девушка. — Вначале я написала портрет неизвестного юноши, но потом у меня в голове прозвучало твое имя — Игнатий. — Последнее слово Жанна произнесла с нежностью.

— Так вот, — продолжила художница, — если ты думаешь, что все это выдумки, то ты не прав. К сожалению, это правда, и, по мне, век бы этой правды не знать. Это такие страшные миры, что любой триллер покажется после них доброй детской сказкой.

Я не буду рассказывать всего, ты кое-что видел на картинах. Но есть одна загадка. Когда я туда попадаю, всегда вижу там реку. Но, наверное, я путано объясняю? Ты еще не думаешь, что по мне «дурка» плачет?

— Нет, я тебе верю, — очень серьезно ответил Игнатий.