Дорога в страну четырёх рек

Она жила в маленьком приморском городке. Ее низенький, утопающий в зелени сада, словно сказочный, домик стоял на горе. Сразу за забором, увитым плющом, начинался крутой горный склон, а с крыши домика открывался потрясающий вид на морскую синеву, уходящую к самому горизонту. Сад, окружавший домик, тоже рос на крутом склоне, со множеством террас и каменных лесенок и тропинок, выложенных тем же горным камнем. Росли в нем диковинные для средней полосы деревья: хурма, смоква, мандарины и персики. Вкус хурмы, которую бабушка присылала зимой, Андрей запомнил на всю жизнь. В саду всюду пели птицы, ворковали горлицы, кричали цикады, и Андрею казалось, что где-то в зарослях бабушка точно скрывает цветик-семицветик, — так она походила на старушку из сказки.

В последнее лето перед первым классом она купила ему ранец и прописи, и Андрей, сидя в старой полуразвалившейся беседке, увитой виноградом, старательно выводил палочки и крючочки. Рядом на столе стояла тарелка с теплыми, только что испеченными пирожками с вишней. Сок из них протекал по бокам и оставлял бордовые пятна на румяных пирожковых бочках. Бабушка наливала Андрею молоко от соседской однорогой коровы, подавала пирожки и ласково улыбалась, глядя, как он уплетает все это с большим аппетитом.

А еще она водила его в церковь. Последний раз Андрей был в храме именно с ней, почти тридцать лет назад. Та церковь стояла на соседней горе, такая голубая, с золочеными маковками куполов. Чтобы дойти до нее, надо было круто спуститься вниз по улочке, на которой они жили, а потом подняться по таким же узким переулкам. Это занимало много времени, бабушка часто останавливалась на подъеме и долго дышала.

Все, что он запомнил из церковной службы, — это робкое тонкоголосое пение, запах ладана, батюшка в блестящих одеждах, с седой бородой и луч солнца, пробивавшийся в мутное оконце под самым куполом и падавший на золоченую чашу в руках священника. Чаша сверкала от солнца, а батюшка, стоя на возвышении, произносил непонятные слова. Затем они подходили с бабушкой к чаше, священник протягивал причастие в ложечке и произносил: «Причащается раб Божий Андрей во оставление грехов и жизнь вечную».

Это Андрей запомнил навсегда, эти слова словно врезались в его детскую память. Они не были похожи на другие привычные и понятные фразы типа: «Андрей иди обедать, борщ остывает», «Помой ручки, опять ты выпачкался, иди умойся», «Спокойной ночи, внучок», «Доброе утро, как спалось?» и так далее. Эти слова были словно из другого мира, как и сама бабушка, как голубая церковь, как священник с золоченой чашей.

Они спускались с горы после службы. Весело светило южное солнце, с моря дул нежный бриз, начинали стрекотать цикады, в высоких кипарисах курлыкали горлицы. А у Андрея в голове крутилась одна фраза: «.. .во оставление грехов и жизнь вечную».

— Бабуля, что такое жизнь вечная? — спросил Андрей, держась за ее руку.

— Жизнь вечная — это то, что ждет нас за порогом смерти, — отвечала бабушка.

— А оставление грехов что такое?

— Грехи — это дела, которыми мы обижаем Бога. А оставление — это значит, что Господь через причастие прощает нам их.

Кончилось лето. Андрею надо были идти в первый класс, его увезли в Москву. В слякотном, грязном и промозглом декабре Андрей, как всегда, ждал посылку с хурмой и грецкими орехами от бабушки, мечтал о лете, о теплом синем море, о низеньком домике на горе, о саде, о беседке под виноградом… Он так хотел увидеть спелую оранжевую хурму с тонкой полупрозрачной шкуркой, подержать в руках светло-коричневые орехи, которые издавали дивный аромат и напоминали о нежности рук бабушки и ворковании горлиц в кипарисах.

Но вместо посылки мама получила телеграмму, из-за которой долго плакала, а потом поспешно собрала вещи и уехала. Андрей не знал, что она уехала хоронить бабушку. Взрослые не сказали ему об этом. Они думали, что ребенку не следует знать о смерти. Эта их ложь была куда хуже, чем сама смерть.

— Жизнь вечная — это то, что ждет нас за порогом смерти, — однажды сквозь сон услышал Андрей голос бабушки. «Она ушла в жизнь вечную», — подумал Андрей.

Когда приехала мама и начала врать что-то про командировку, Андрей ей не поверил, просто промолчал. Но однажды он услышал разговор взрослых, нечаянно подслушал. Мама с папой громким шепотом обсуждали, что после смерти бабушки мамин брат требует раздела имущества, из-за чего придется продавать домик и делить деньги. Дальше Андрей не мог слушать, он зажал уши руками и бросился в детскую. Наплакавшись вволю, он понял, что бабушка ушла навсегда, а с ней и дивный сказочный мир.

Но дети устроены так, что быстро все забывают. И уже следующее лето Андрей весело проводил в подмосковной Малаховке на огромной даче другой бабушки — бабы Шуры. Баба Шура в церковь не ходила, она была коммунисткой, и ничего общего с бабой Дусей у нее не было. Для Андрея наступило другое детство и другая жизнь.