Дорога в Тридесятое царство

Святогор, богатырь-гора, является стражем на границе земли и неба – божественного и человеческого. Столь сильно выраженная дихотомия (разделение на части, не связанные между собой) всегда чревата опасными последствиями для психики. В одной из былин, чувствуя в себе колоссальные силы, Святогор похвалился, что если б было кольцо в небе, а другое в земле, то он перевернул бы небо и землю (те же самые слова произнес и сам Илья Муромец, когда получил чрезмерную силу от калик перехожих, но те вовремя избавили его от ненужных излишков). Это Святогорово бахвальство услышал Микула Селянинович (былинный богатырь-пахарь) и бросил на землю сумочку, в которой была заключена «вся тягость земная». Поднять ее мог лишь сам пахарь (о символическом значении пахаря мы будем говорить в следующих главах книги). Святогор тщетно пытается сдвинуть сумочку, сидя на коне, а затем, спешившись и взявшись за нее обеими руками, уходит в землю по колени и здесь, не одолев «тяги земной», заключавшейся в сумочке, кончает свою жизнь³⁴. Таким образом, чрезмерно оторвавшись от Матери Земли, он был ею и поглощен.

Что же такое «вся тягость земная»? На что покушается Святогор? Это, думается мне, весь человеческий опыт, который не может быть осилен и воплощен одним человеком; лишь великан – огромный, раздутый (та самая Мана-личность) – может посягать на всемогущество.

Но нам более интересна версия о взаимодействии Святогора с Ильей Муромцем. Согласно ей, Илья, устав в пути, решает отдохнуть и находит под дубом богатырскую постель длиной в десять саженей и шириной в шесть[20] (уже здесь прослеживается мотив Мана-личности). Он засыпает на великанском ложе на три дня.

На третий день, как рассказывается в былине, с северной стороны послышался шум; конь разбудил Илью и посоветовал спрятаться, взобравшись на дерево (инстинкт предупреждает об опасности). Явился Святогор на коне, держа на плечах хрустальный ларец, в котором находилась его жена-красавица. Святогор – великан, а его жена – обыкновенная женщина, поэтому она находится в хрустальном ларце, чтобы супруг невзначай не раздавил ее. Этот мотив присутствует и в европейских сказках – хрустальный гроб и спящая в нем беспробудным сном Анима, с которой невозможен сознательный контакт. Пока Святогор спит, жена его соблазняет Илью и затем сажает любовника в карман мужа.

Анима, как чувственный душевный компонент, может быть весьма опасной и зловещей в том случае, если она являет собой ложные чувства, исходящие из одержимости Мана-личностью. Ведь человек, опьяненный скоростью, который мчится по шоссе под двести километров в час, именно «чувствует», что можно еще поддать газу, прежде чем попадает в аварию. Мелкий воришка, одурманенный первым успехом, тем, что кража сошла ему с рук, также «чувствует», что ему благоволит судьба, на этой волне совершает более крупную кражу, за что и садится в тюрьму.

Итак, Илья, одурманенный злокачественной Анимой – женой Святогора, попадает к великану в карман. Надо ли говорить, что это оказывается ловушкой! В пути конь жалуется великану, что ему тяжело: до сих пор он возил одного богатыря с женой, теперь же везет целых двух богатырей. Святогор находит Илью и, расспросив, как он попал в карман, убивает неверную супругу: связь с феминным – с какими-либо вообще чувствами – более невозможна. С Ильей же великан вступает в братство.

Быть братьями означает быть одной крови, быть идентичными – вот и «заразился» муромский богатырь одержимостью. На пути «братья» встречают гроб с надписью: «Кому суждено в гробу лежать, тот в него и ляжет». Гроб оказался велик для Ильи, а за Святогором захлопнулась крышка, и все попытки великана выбраться оттуда оказались тщетными. Святогор приказал Илье рубить крышку гроба, но с каждым ударом деревянная домовина покрывалась железными обручами. Тогда он решил покориться судьбе, передал часть своей великой силы и богатырский меч «младшему брату» и возвратился-таки в лоно Матери Земли.

Итак, процесс архетипической инфляции запущен. Калики предупреждали Илью о том, что ему дано ровно столько силы, сколько требуется богатырю, они даже забрали у него «излишки». Но Илья все-таки умудрился нарушить меру. Отныне речь идет уже не просто о героическом паттерне, а об одержимости архетипом Героя. Илья Муромец также одержим архетипом Великой Матери, впрочем, как и другие богатыри, которые видят свое предназначение только в служении Матушке Земле Русской. Они воюют даже не за Киевское княжество, находятся не на защите Сознания, а на службе Материнского комплекса.