Дорога в тысячу ли

Он не мог произнести все вслух, но должен был знать.

— Почему он платит за университет, и почему он всегда был рядом? Вы были вместе… — сказал он.

Сонджа застегнула выцветшее шерстяное пальто, остановилась и посмотрела в лицо сына. Ёсоп был прав. Она не должна была позволять Хансо платить за образование Ноа. Но ей не удалось найти другого пути.

Как она могла сказать «нет»? Для этого не было кредитов. Никто другой не мог помочь. Она всегда боялась присутствия Хансо в жизни Ноа. Ноа работал так тяжело, он заслуживал осуществления своего желания учиться. Исэк сказал, что Ноа поможет корейскому народу, показав превосходство характера и мастерство, и никто не сможет смотреть на него сверху вниз. Сонджа ничего не могла сказать, ее рот пересох. Она думала лишь о том, как благороден был Исэк, давая Ноа свое имя.

— Как могло быть такое? — Ноа покачал головой. — Как ты могла предать его?

Сонджа знала, что он имел в виду Исэка, и она попыталась объяснить.

— Я встретила его, прежде чем познакомилась с твоим отцом. Я не знала, что Ко Хансо женат. Я была девочкой, и я верила, что он женится на мне. Но он не мог, потому что уже имел жену и дочерей. Когда я была беременна тобой, твой отец, Исэк, остановился в нашем пансионе; он женился на мне, хотя он все знал. Пэк Исэк хотел, чтобы ты стал его сыном. Кровь не имеет значения. Ты можешь это понять? В юности можно совершить серьезные ошибки. Но я благодарна за то, что ты мой сын, и благодарна твоему отцу, который женился на мне…

— Нет. — Он с презрением посмотрел на нее. — Такой ошибки я не могу понять. Почему ты не сказала мне раньше? Кто еще знает? — Его голос был холодным.

— Я не думала, что нужно кому-то рассказывать. Послушай меня, Ноа, человек, который решил быть твоим отцом, — это Пэк…

Ноа перебил ее.

— А дядя Ёсоп и тетя Кёнхи — они знают?

— Мы никогда не обсуждали это.

— А Мосасу? Он сын Пэк Исэка? Он не похож на меня.

Сонджа кивнула. Ноа называл своего отца Пэк Исэком — он никогда не делал этого прежде.

— Тогда мой брат…

— Я всегда была верна Пэк Исэку, он мой единственный муж. Ко Хансо нашел нас, когда твой отец был в тюрьме. Он беспокоился, что у нас нет денег.

Часть ее всегда боялась, что Ноа узнает правду, но она верила, что он все поймет, потому что он такой умный и с ним всегда было легко. Но молодой человек, стоявший перед ней, походил на холодный металл, и он смотрел на нее так, будто не знал, кто она.

— Вот почему он всегда помогает нам — почему он нашел для нас ферму.

— Он хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Он хотел помочь тебе. Это не имело никакого отношения ко мне.

— Ты знаешь, что он якудза?

— Нет. Нет, я этого не знаю. Я не знаю, чем он занимается. Он был оптовым торговцем, который жил в Осаке, когда мы встретились. Он покупал в Корее рыбу для японских компаний. Потом приобрел строительную компанию и рестораны. Но я с ним почти никогда не разговаривала…

— Якудза — самые грязные люди в Японии. Они головорезы, преступники. Они запугивают лавочников, продают наркотики, контролируют проституцию. Все худшие корейцы в этих бандах. Я взял деньги на свое образование от якудзы, и ты думала, что это приемлемо? Я никогда не смогу смыть эту грязь со своего имени. Всю жизнь мне говорили, что корейцы сердиты, жестоки, лукавят и обманывают, что они преступники. И я должен был терпеть это. Я старался быть таким же честным и скромным, как Пэк Исэк. Но эта кровь, моя корейская кровь — теперь я знаю точно — это кровь якудзы. Я никогда не смогу изменить этого, что бы я ни делал. Было бы лучше, если бы я никогда не рождался. Как ты могла разрушить мою жизнь? Глупая мать и преступный отец. Я проклят.

Сонджа с удивлением смотрела на него. Будь он маленьким мальчиком, она могла бы сказать ему замолчать, подумать о манерах, но сейчас было поздно. Он не поймет.

— Ноа, — сказала Сонджа, — прости меня. Мне жаль. Я просто хотела, чтобы ты пошел в школу.

— Ты отняла у меня жизнь. Я никто. — Он развернулся, ушел на вокзал и уехал в Токио.

20

Осака, апрель 1962 года

Они не часто получали письма, и когда оно вдруг приходило, семья собиралась вокруг кровати Ёсопа, чтобы послушать. Он лежал на спине, голову поддерживала подушка, набитая гречневой шелухой. Конечно, Сонджа узнала почерк сына на конверте. Несмотря на неграмотность, она умела опознать свое имя как на японском, так и на корейском языках. Обычно Кёнхи читала письма вслух, обращаясь к Ёсопу о помощи в сложных случаях. Зрение Ёсопа сильно ухудшилось, он уже не мог читать любимые газеты, поэтому Кёнхи читала их ему нежным голосом. Когда пришло письмо Ноа, лицо Сонджи побелело от страха, а Чанджин уставилась на тонкий лист бумаги, удивляясь, что мог сказать ее внук таким странным образом. Глаза Ёсопа были закрыты, но он не спал.