Дорога в жизнь

Озорные рыжие глаза Короля ввалились, под ними легли синяки, щеки втянулись. Его так и жгло изнутри самолюбивым волнением, неуемной тревогой. Сергей — по крайней мере, внешне — был совершенно спокоен.

На 28 августа мы назначили Сергею и Мите испытание по арифметике. Задачу решили оба толково и быстро. Примеры Стеклов решил безошибочно, Король ошибся в вычислениях, поэтому ответ получился громоздкий и нелепый. После обеда мы проверяли их устно, и Король решил тот же пример на доске.

— Вроде бы тот же, что утром, — сказал он с сомнением в голосе, — а ответ почему-то другой!

— Потому что сейчас вы решали не торопясь, — сказал Владимир Михайлович. — А теперь сообразите: сколько надо заплатить работнице за мытье окон, если высота окна два метра, ширина — метр, окон у нас всего сорок, а за мытье каждого квадратного метра берут пять копеек?

— Я знаю, как решать, Владимир Михайлович, сейчас вам решу, но только окна мы лучше сами вымоем, — ответил Дмитрий.

И я с облегчением подумал: еще жив в нем юмор, значит не совсем еще он заучился.

На другое утро — диктант. Стеклов и Король сидели за первой партой, а Екатерина Ивановна, стоя у доски, читала негромко, но отчетливо:

— «Приближалась осень. Птицы улетели на юг…»

Я сидел у окна и смотрел на ребят, на их склоненные головы. Король прикусил губу, щеки его покрылись непривычным румянцем. Сергей чуть побледнел, но был спокоен, как всегда.

Екатерина Ивановна кончила. Ребята сидели, перечитывая и исправляя написанное. Я подошел сбоку к Королю и, глядя из-за его плеча, увидел, как он зачеркнул «е» в слове «осень» и отчетливо переправил: «осинь».

— Послушай, Дмитрий… — невольно начал я, но тут же зажал себе рот ладонью, встретив удивленный, предостерегающий взгляд Екатерины Ивановны.

Пришлось выйти из класса — от греха подальше.

Потом Екатерина Ивановна проверила диктовки. У Короля оказалось восемь ошибок, у Сергея — шесть. И странное дело: у обоих многие слова, сначала написанные правильно, были испорчены поправками, подчас самыми нелепыми: «осинь» не была исключением. Видно, еще очень непрочны были знания и не хватало ребятам веры в себя. Конечно, они писали куда лучше, чем два месяца назад, но все еще безграмотно. Мы сидели втроем — Екатерина Ивановна, Софья Михайловна и я — и подавленно молчали.

— Что же делать? — не выдержала Екатерина Ивановна.

— Не знаю, — в раздумье ответила Софья Михайловна. — Если по инструкции — все ясно: оставить в четвертой группе, да и то придется с ними очень много работать.

— Может быть, по инструкции оно и так.

Но посудите сами, разве правильно это будет? — сказал я.

— Знаете что, — сказала Софья Михайловна, — по инструкции, конечно… Но родной язык в пятой группе веду я, и я беру это на себя. Давайте переведем… Как вы думаете?

42 Накануне

— Ну что ж, теперь вам нельзя на нас жаловаться, — говорит мне в гороно Алексей Александрович. — Я свое обещание держу. Мы вам людей не пожалели — смотрите, какой коллектив подбирается. Софья Михайловна вполне справится с обязанностями завуча. Для начальной школы преподаватели есть, словесник есть, математик… ну, математику вашему позавидует любая ленинградская школа. Стало быть, кто вам еще нужен? Только физик и историк. Ну, кажется, сейчас сразу двух зайцев убьем. Лидия Семеновна, — обратился он к секретарю, — там ожидает приема товарищ Гулько. Пригласите его, пожалуйста!

В комнату вошел молодой человек, черноглазый, черноволосый, смуглый, — не украинец ли, не земляк ли? У него было хорошее лицо, из тех, что сразу располагают к себе — открытое, живое и отзывчивое, если можно так сказать о лице: оно мгновенно отвечало на каждое впечатление извне, мгновенно отражало каждое душевное движение.

Итак, это был Гулько Николай Иванович, учитель физики, а жена его оказалась учительницей истории — точно по заказу для нас! Оба преподавали в ленинградской школе, но хотели перебраться за город, так как жили с ребенком у родителей жены, может быть и не в обиде, но в большой тесноте.

Мы вместе вышли из гороно. Николай Иванович на ходу заметно волочил левую ногу. Перехватив мой взгляд и не дожидаясь вопроса, пояснил: он инженер, на Днепрострое сломал ногу, она неправильно срослась, пришлось ломать заново, но вот опять что-то не так: болит, будь она неладна, а если много двигаться, так вдвое мучает. Нерв задет или что другое, врачи пока объяснить не могут. А на стройке разве посидишь? Вот и попробовал себя в школе.

«Не годится, — думаю я. — Если ты пошел в школу поневоле, этого нам не надо». Смотрю на него сбоку — нет, не похоже, чтоб такой взялся за дело против сердца. Значит, школа ему по нраву, раз пошел учительствовать, а тогда из него и воспитатель получится. Ладно, поглядим.

Николай Иванович обещал приехать к нам в конце недели, а пока я попросил Антонину Григорьевну присмотреть две комнаты получше, у хороших хозяев и поближе к нашему дому.