Дорога, ведущая вдаль

— Так я вот о чём спросить хотела. Что вы чувствуете, когда вскрываете тело? Испытываете ли вы сострадание, жалость или ещё что-либо? Вы не тот человек, который может оставаться безразличным и безучастным.

— Интересный вопрос. Иногда — да, особенно если передо мной дети. К детям особое отношение, это точно. А так, это работа. Работу нужно выполнять с холодным сердцем, понимаешь? Чтобы сделать её качественно, непредвзято. Смерть — всегда трагедия, но если ты каждую смерть будешь пропускать через собственную душу, окажешься в психушке. Самое бо́льшее, что ты можешь сделать для своих пациентов — это сказать о них правду. Только ты можешь. Понимаешь, о чём я?

 — Интересный вы человек. Жаль, что я вас раньше не встретила.

 — А что бы было, если бы раньше?

— Знала бы, что ценить в человеке, ошибок бы избежала.

— Тань, чёт ты не о том.

— О том. Вы даже круче, чем Владимир Семёнович.

— Ну, это ты с Семёнычем мало общалась. Я у него многому научился. Мировой он человек. Кстати, наш мировой человек куда-то запропастился. Ты случаем не знаешь куда?

— Нет, он мне не докладывает. А что, вам не звонил?

— Нет, обычно звонит. Даже если на вызов едет. Журнал смотрела?

— Нет. Я забыла.

— Татьяна! В первую очередь надо смотреть журнал, а потом планировать свой день.

— Вы смотрели?

— Конечно. Поступивших нет.

— Ну вот! Может быть, потому и Владимира Семёновича нет.

— Нет, дорогая, так не бывает. Мы тут как семья, ответственны друг за друга.

Володя достал телефон и набрал номер. Слушал гудки довольно долго, а потом позвонил Вере.

По отчеству он её давно не называл, они были просто друзьями.

— Вера, привет! Это Володя беспокоит. Твой муж на выезде? А то мы его тут с коллегой ждём. Да, понял. Вера, иначе быть просто не могло. Не расстраивайся. О, а вот и он.

В это время в кабинет вошёл Семёныч.

— Тебе Вера уже всё рассказала? — он даже не поздоровался.

— Только сам факт.

— Вова, ты понимаешь, он мне не понравился. Склизкий такой. Рыба.

— Мне выйти? — спросила Таня. Она понимала, что речь пойдёт о личном. И она не к месту.

— Нет, оставайся. Дело в том, что я вчера ушёл пораньше, и соответственно оказался дома во внеурочное время. Вера с Кешей на английском в этот час, Рита у подруги, она предупреждала, а вот старшую я застал в обществе мужчины.

— Ревнуешь? — спросил Володя.

— Психолог, блин! Ревную, конечно. Но он мне не понравился. Красавчик, и вообще… ну как вам объяснить, он собой любуется и отражением своим же в глазах моей Маши. А она влюблена. Я же вижу.

— Надеюсь, ты промолчал?

— Машке — ни слова! Зато Верке всё высказал, куда смотрит, спрашивается? Дома ведь сидит, что не видит? Или тоже туда же, тоже с глазками маслеными на красивое тело со смазливой мордой позарилась. Бабы, они такие. Они на внешность падкие, а что там за внешностью со сладкими речами скрывается, не видят, да и видеть не хотят. Вон сидит, слушает меня, раскрыв рот, беременный экземпляр. Яркий женский представитель. И заметь, не самый худший и не самый дурной.

— И кто он?

— Да хирург из четвёртой городской. Я забыл и имя, и фамилию. А дочь моя губы надула. Не разговаривает со мной теперь.

— Ты же сам говоришь, что ничего ей не сказал.

— Я посмотрел, Вова! Я спросил у него — кто он. Чтобы этот позёр знал, что с отцом разговаривает. А у него в глазах никакого почтения.

— Ты краски, часом, не сгущаешь?

— Я? Вова, если я доживу до тех времён, когда твоя Настя встречаться начнёт, я тебе твои слова припомню.

— Доживёшь!

— У меня две дочери, а я от одной почти удар получил. Шанс пережить всё минимальный.

— Мой папа так же говорит, — почему-то сказала Татьяна. — Да что бы с ней ни случилось, вы же её не разлюбите?

— Нет, не разлюблю. Но растил я её не для душевных потрясений. И отцу твоему я не завидую. Работать давайте! Что, дел нет, что ли? Хвосты подчищайте. Вова, научи эту нашу особь протоколы писать. Действительно смену растить надо.

Он надел халат и пошёл «строить» всех сотрудников.

А дальше был вызов, на который они с Татьяной и поехали.

Умер ребёнок. У себя дома. Почему вызвали судебников, было совершенно не понятно.

Ребёнка, естественно, перемещали, в квартире присутствовали врачи бригады «скорой помощи». Его пытались реанимировать, но безуспешно.

Убитая мать рыдала и просила спасти малыша.

— Ему всегда плохо, понимаете, всегда, — твердила она.

Участковый — молодой парень — предположил насильственную смерть. Он посчитал, что терпение матери кончилось, и она убила дитя. Что истерика у неё больше из страха за совершённый грех, чем от потери.

Проблема же заключалась в том, что у четырёхлетнего Данила была тяжёлая форма гидроцефалии. Водянки мозга, как говорят в народе.

Видимых повреждений, указывающих на насильственную смерть, не было. Володя решил поговорить с матерью. И сам определится, с чем дело имеет, и для Татьяны наука. Говорить с родственниками тоже надо уметь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Валя, расскажите о вашем сыне. Всё расскажите с момента наступления беременности. — Он сел напротив неё, чтобы она видела сострадание на его лице, чтобы понимала, что перед ней не враг.