Дорога, ведущая вдаль

Часть 31

 — Вова, ты чего ржёшь с самого утра?

— Семёныч, не поверишь. Ксюха пригласила Лену пожить у нас.

— Она в своём уме? — вид Семёныча с раскрытым ртом выражал полную растерянность.

— Ну, у неё так получилось, но прикол не в этом. Представляешь, легли спать, я к ней с лаской, а Ксюха и говорит: «Вова, прости, я не могу. Лена в доме». И в слёзы.

— Вот это женская логика!

— Во всей красе! Только мне этот дурдом целую неделю светит. Домой идти неохота.

— Мне тоже неохота. Достали меня мои бабы.

— Берём отпуск и едем на рыбалку.

— По типу «наливай да пей».

— Вот именно. А что ещё? Снег, мороз, мы с тобой у лунки с удочками… И с Дедом Морозом, чтобы на троих.

— Вов, так мы же не пьём. Особенно ты. Так что рыбалка нам тоже не светит.

— Зато выпить-то как хочется!

— Слушай, а чего твоя бывшая вдруг припёрлась?

— А фиг её знает. Говорит, соскучилась по сыну. Я не вникаю и вникать не собираюсь. Свалила бы уже обратно, видеть её не могу.

— А ведь любил когда-то.

— Дурак был. Но ты знаешь, поумнел. Так что есть надежда, что и Данька поумнеет.

— Ты про его отношения с Татьяной?

— Нет. Таня ни при чём. Таня тут, скорее, пострадавшая сторона. Я про ветер в голове у моего сына. Про то, что этот великовозрастный дурак мечтает совместить мир своей матери с моим миром.

— У него получается, живёте вы уже все вместе.

— Танечка где?

— На выезде. Ребёнок утонул в ванне. Мать взяла его купаться с собой и уснула.

— Сколько ребёнку?

 — Четыре месяца. Вов, дурость настолько безгранична, что за руку со смертью ходит.

— Дурость, а как жить после этого?

 — Не знаю. Вот, ей-богу, не знаю.

***

      — Мария Юрьевна, а Володя с Оксаной во сколько возвращаются?

— Не знаю. Как когда. Не будет Володя с тобой говорить, и не рассчитывай. Да и о чём вам говорить? Хочешь сына забрать? Так с Даней и беседуй на эту тему. Но я бы не стала на твоём месте этого делать.

— Я скучаю по нему.

— Верю, только ведь и Вова скучал. И сын по нему тоже. А тебя их чувства не волновали, ты о себе думала. Теперь терпи. В жизни всё бумерангом возвращается.

— Думаете, я зря приехала, думаете, он со мной домой не вернётся?

— У него здесь дом. Не польстился мальчик на твою Америку. И девушка у него здесь.

— Девушка — это отдельная статья. Она взрослая состоявшаяся женщина, поиграет и бросит.

— По кому судишь?

— Ну, а как? Зачем ей пацан?

— Затем, зачем и она ему.

— А ребёнок? Чужой ему совсем.

— Ты своего чужому мужчине навязала, хотела, чтобы любил. Что ж ты Танечку осуждаешь?

— На всё у вас ответ есть! — Лена надула губки.

— Так у меня за плечами вся жизнь, это впереди ничего почти.

— Как же, по-вашему, я поступить должна?

— По совести должна, другом быть сыну. И с Володей говорить не с позиции силы. Обсудить, что ты для сына сделаешь, что он. Тогда разговор у вас получится.

— Вы про деньги?

— И про деньги тоже. Или это вопрос такой низменный, что ты его не замечаешь? Вот посмотри, ты в дом вошла — так по-людски бы это сделала, привезла бы подарки всем. Тому же Вове, детям его. Так оно делается, если по-людски, но ты ведь выше таких вещей. Тебе не до этого. У тебя есть ты.

— Воспитываете?

— Имею право. Я старая, а тебе элементарных вещей по жизни не объяснили. К людям с добром надо, тогда они тебе добром и ответят.

— Ой ли!

— Ой — да не ой. А люди, в большинстве своём — простые и добрые. Не все только себя видят и эгоизмом своим упиваются.

 Лене стало обидно: так её никто никогда по жизни не распекал. И почему, интересно, она эгоистка? Никогда бы не подумала, что её так называть можно. Только в доме она не своём, и ей в этом доме надо выжить и Данечку домой забрать.

***

— Пап, курить будешь? — Данька вошёл в ординаторскую с нераспечатанной пачкой сигарет и новенькой зажигалкой «Зиппо».

— Ну пойдём, покурим.

Они, в накинутых поверх халатов куртках, вышли на улицу.

— Куришь давно? — спросил Володя, затянувшись.

— А ты?

— С восемнадцати лет. Говори, что хотел, холодно.

— Я никуда не уеду. Я к тебе насовсем, навсегда. И я не подумал, как это будет, если мама приедет. Я эгоист.

— Есть в кого.

— Папа, и за Олежку мне обидно, больно. Она права не имела его так обидеть. А он такой... прямо слова подобрать не могу, он настоящий. Только скажи, что у него было до тебя? Отчего ему кошмары снятся?

— Зачем тебе? Пройдёт время, и он забудет. Родителей не выбирают, сын. Пусть думает, что это просто сны. Он хороший парень, настоящий, ты прав. И он мой сын на все сто.

— Я так скучал по тебе все годы.

 Володя обнял Данила, прижал к себе.

— Мы вместе, теперь и навсегда. Я тоже скучал, если бы ты только знал — насколько.

— Вместе. Пап, я ещё спросить хотел, ты Олежке как отцом стал? Я не про то, что ты женился на его матери. Я про твои чувства, про отношение. Как ты сумел расположить его к себе, чтобы доверял?

— Дети чувствуют фальшь, они либо доверяют, либо нет. К детям с открытой душой надо. Ты про Ваню, как я понял?

— Про Ваню. Папа у нас серьёзно всё с Танюхой. Я люблю её, понимаешь? Ну что ты молчишь? Не веришь?

— Верю. Дань, давай про Таню потом, тем более, что я между вами не стою. Тебе выучиться надо. Специальность получить.