Дорога, ведущая вдаль

— Да, вчера говорил. Я же думал, так будет лучше. Так радовался приезду матери. Хотел, чтобы они помирились. Чтобы отец и мать по-человечески относились друг к другу. Знаете, как это жить с постоянным ощущением, что надо быть дипломатом и не сказать лишнего? Потому что вспыхивают и один, и другой. Я же мечтал, чтобы она приехала, посмотрела, что я устроен, что ни в чём не нуждаюсь, чтобы порадовалась за меня. И спокойно ехала к себе домой. А на деле всё стало только хуже. Причём, у меня такое чувство, что она всё ещё любит отца, и ищет хоть какие-то проявления былого чувства у него, а он никак, просто никак. В результате она бесится.

— Даня, он пережил её предательство, разлуку с тобой. Это тяжело, мой мальчик, пойми, это очень тяжело. Я твоего отца знал до его встречи с Оксаной. Ему повезло, что она появилась в его жизни.

— Я не знаю, что тут происходило, он звонил, каждый день звонил, и мы говорили. Если бы я знал…

— Ты был тогда совсем ребёнком. Потом появилась Оксана, Олежка, затем родные дети. Но тебя он любил больше всех, всегда. Я думаю, что он просто боится твоего отъезда.

— Поселить их в одной квартире было ошибкой? — Даня смотрел в глаза Семёныча, ища там ответы.

— Однозначно! Но что ни делается, делается к лучшему. Этот период пройдёт, и всё вернётся в свою колею.

— Папа сложный человек.

— Простых людей не бывает. Одно дело, когда живёшь рядом, бок о бок трёшься ежедневно, и другое — когда любишь на расстоянии, и бок потом не таким уютным кажется, как ты представлял. Может быть, оденешься и рванёшь за ним?

— Где я его найду?

— Где была ваша старая квартира? Где он вырос, где жил до развода. Тут же не так далеко. А именно с тем местом связаны самые тёплые воспоминания.

— Думаете? Тут совсем рядом, квартала четыре. Такая квартира была замечательная. Большая, светлая.

— Иди к нему.

 Семёныч из окна смотрел, как Даня, уже в куртке и шапке, бежал по снегу, поскользнулся у ворот, но удержался на ногах и побежал дальше.

— Неужели он уедет? — как бы для самой себя спросила вслух Татьяна.

— Никуда он не уедет. Ещё одна страдалица. Он меня просил дать ему дополнительную работу или устроить в ритуальные услуги, там платят больше. Ему деньги нужны. Парень-то в аховом положении оказался, и он это всё осознаёт. Танечка, ему за учёбу платить надо, и на тебя деньги тоже нужны. Он с пустыми руками к тебе не приходит, и Ване что-то принести надо. Мальчик порядочный, глуповат, правда, даже не глуповат, а наивен, но это поправимо. Он собирался стать свободным взрослым человеком, а оказался в тюрьме нашей действительности. Вот и вся его проблема.

— Думаете, вся?

— Вся… почти. Ты мне лучше вот что расскажи — Павел действительно к тебе ходит?

— Был несколько раз. Только я вашей Маше не конкурент. Даром он мне не нужен. И не ко мне он ходит, а к моему отцу. Ему страсть как хочется в госпиталь ведомственный попасть, да к папе под крылышко. Что вы смеётесь, Владимир Семёнович?

— Да представил, как тепло у твоего папы под крылышком Павлу будет. Уютно, аж страшно подумать.

— Вот и мне страшно подумать. Я просила папу повременить. Пусть они с Машей решат уже что-то.

— Нет, Танюш, тут надо вырезать его, как опухоль раковую, может, тогда моя дочь поумнеет и нормального парня найдёт. Сил у меня на них нет. Понимаешь, кончились. Одна мечта осталась — отдать их мужьям и принимать дома раз в неделю в гости. Риту бы ещё полгода до института довести. А сил нет. Маленькие были — куколки да и только, а выросли, и что из них вышло? Не зря столько пословиц и поговорок про взрослых детей сказано. Пока маленькие, так ведь не налюбуешься, а чем старше, тем больше душа за них болит. Пошли труп принимать, санитар у нас в полном отсутствии. А труповозка прибыла.

***

      Володя действительно был там во дворе своего старого дома. Присел на лавочку, самим же расчищенную от снега. И смотрел на свои старые окна. Воспоминания не приходили, слишком болела голова, настолько, что шевельнуться невозможно, да и мысли только усиливали боль. Надо бы подняться, дойти до дороги, поймать такси и доехать до дома. Странное сочетание — от дома до дома.       Дом был здесь, вон в тех окнах, с давно чужими занавесками и совсем не мамиными цветами на подоконнике. Здесь, на этой самой детской площадке, играл он сам, и его мама в то окно кричала:

— Володя, домой!

На этой детской площадке в песочнице возился Даня, и уже Лена из того же самого окна звала его.        А вот тут останавливалась «Скорая», завозившая его домой после смены. Как давно это было, как давно.

Жизнь прошла.

В глазах темнело. И в голове стучала мысль, что надо подняться и поймать такси. Какого чёрта ушёл от всех близких? Там бы хоть помог кто.

— Папа, папа, тебе плохо? Пошли до дороги, поймаем машину и домой.

 Данька помог Володе подняться со скамейки, и они пошли.

Часть 34

Данька побежал открывать двери, услышав настойчивый звонок. Оксана возилась на кухне, Володя спал, дети играли в комнате бабушки.

 — Танюха? А ты чего почти на ночь глядя? — он опешил и даже растерялся.