Дорога, ведущая вдаль

— Оксана? Конечно, права, не знаю, в чём проблема, но Оксану знаю. Пойди, погляди, спит или не спит отец, тогда я зайду к нему.

Данька тихонечко открыл дверь в спальню.

— Папа, — шёпотом позвал он.

— Я сплю, и вставать не намерен.

— Да тут Семёныч.

— Другой разговор. Сейчас выйду.

— Лежи, Вов, ты мне лежачий нужен. Сейчас систему поставлю. Всё расписано и куплено. Мы тебя лечим и точка.

— Спасибо! Ты это, пойди поешь, пока капает, и возвращайся.

— Не, Вов, есть не хочу. Хочу рассказать, что у меня делается. Танюха на кухне, так что не помешает.

— Машка?

— Ну да, короче, вчера приходит к нам девица, вызывает Машу и ей говорит, что она просто обязана отпустить Павла, потому что эта девица от него беременная.

— Ну, блин, производитель!

— Ага, Машка в слёзы, звонит ему, он говорит, что всё враньё.

— Результат?

— Только без комментариев — она поверила. Поверила мужу, представляешь?

— Семёныч, она хотела поверить. Нет, не поверила, сделала вид. Ей сейчас слишком тошно.

— Но отрицать очевидные факты?

— А потерять любимого человека?

— То есть страх потерять важнее реальности?

— Увы!

Часть 35

 — Не помешаю? Я только чаю налью, — Лена вошла на кухню, когда все завтракали.

Конечно, заметила, как Володя обнял Оксану на глазах у детей, и смущение на лице женщины.

«Господи, откуда она такая взялась, как вообще обратила его внимание на себя?» Лена задавала этот вопрос снова и снова, сравнивала, анализировала, пыталась понять. Володя любил Оксану. Нет, не так, как её когда-то — бурно, сгорая от ревности и желания. Любил тихо, но очень бережно. Он пылинки сдувал с нынешней жены.

Если с ней когда-то была любовь-страсть, то с Оксаной — любовь-благодарность, любовь–доверие.

А у неё любви так и не случилось. Она отдавалась сначала одному, затем другому, но не любила. Ричарда тоже никогда не любила, он был способом выезда из страны, потом донором жизни, и когда начал осознавать, что семьи-то практически нет, она родила ему ребёнка. Того самого, которого он просил всю их совместную жизнь.

Признаться в этом она не могла никому, даже себе. А оттого злилась на эту «замарашку», Оксану — она, в отличие от Лены, была счастлива.

«Замарашка». Лене очень, просто очень нравилось прозвище, которое она дала Оксане. И вовсе не потому, что та была грязной, она просто из другого сословия, по Лениным меркам. Такие в прислуги годятся.

 Но сегодня все амбиции надо было оставить. Она погорячилась вчера, и сын, ради которого она приехала, ради которого жила все годы, оказался в противоположном лагере. Его надо вернуть, любыми средствами. Придётся склонить голову и пойти на уступки. Она мать — женщина, которую боготворит каждый ребёнок. Любовь к матери безусловна. И её Даня должен любить её, и любит, и переживает из-за ссоры. Она-то уж знает своего сына. А потому готова действовать и терпеть.

Итак, семья собралась на кухне, завтракают. И Володя на глазах у всех обнимает жену. Бесстыдство какое. Она спросила, можно ли ей налить чаю. А Володя Оксану не отпустил. Даже слова не произнёс, кивнул молча.

Она поставила на плиту греть чайник, продлевая время своего присутствия на кухне. Володя поцеловал жену в щёку.

— Ксю, я сегодня весь день в суде. Ты помнишь?

— Костюм, рубашка, галстук всё готово. Давай в душ и одеваться.

Он взял её за руку, и они скрылись за дверьми ванной комнаты.

Лена злилась. Разве можно вот так: не скрывая своих отношений! Ей казалось, что это слишком, она бы никогда на глазах у детей не стала бы уединяться с мужем. Так она и не стала — никогда.        Налила чай и пошла в комнату, которую занимала.

— Дэн, у тебя есть занятия? — спросила уже на пороге кухни.

— Да, мама, я до обеда в институте, потом на работе.

Она подавила злость и раздражение, возникшие на бывшего мужа. Всё складывалось, в принципе, наилучшим образом. Всё в её пользу. Ещё бы этот Семёныч, которого она видела мельком вчера вечером, свалил куда-нибудь. Уж больно он близок к семье Володи. Вот кто внушал ей опасения.

Но! Есть большое НО! Сына надо спасать! Спасать от отца, негативно на него влияющего, от мачехи с её выводком, и, самое главное, от Татьяны — взрослой тётки, так нагло пользующейся наивностью и неискушённостью её мальчика.

 Лена снова и снова не могла понять саму себя: как она так опрометчиво допустила общение Дэна с Володей, причём из жалости же допустила. Думала как-то облегчить бывшему мужу жизнь. Жалко ей его было, неплохой человек ведь. И несчастной она с ним в браке не была. Просто, при всём своём желании, он не мог ей дать то, чего она так хотела, а Ричард мог, а потом ещё эта авария.

Она дождалась полной тишины в квартире. Мальчишки отправились в школу — последние деньки перед каникулами, Володя с Оксаной и Дэном уехали. Бабушка собрала внучку на какие-то развивающие занятия.

Лена накрасилась, приоделась, долго разглядывала себя в зеркало, сравнивая свой облик с обликом Оксаны. Она была краше. Невольно вспомнила сказку — «Свет мой зеркальце, скажи…». Конечно, она краше. Однозначно краше, и умнее в тысячу раз.