Их беседу прервало появление Краобана. С ним была молодая эрнистирийская женщина, которая несла четыре кованые серебряные кружки с изображением скачущего оленя королевского дома.
— Я решил взять самые лучшие, — криво улыбаясь, проговорил Краобан. — Все равно никто не обратит на это внимания в эти страшные дни.
— Где Мегвин? — Тревога Эолейра возросла, когда принцесса не вышла приветствовать их.
— Спит. — Краобан снова отмахнулся от вопроса. — Я отведу вас к ней, когда вы отдохнете. Пейте.
Эолейр встал:
— Прости меня, старый друг, но я предпочел бы увидеть ее немедленно. Тогда я получу большее наслаждение от этого великолепного пива.
Старик пожал плечами:
— Она в своей прежней комнате. Там женщина присматривает за ней. — Казалось, он гораздо больше интересовался своей кружкой, чем последним оставшимся в живых королевским отпрыском.
Несколько мгновений Эолейр удивленно смотрел на него. Что сталось с тем Краобаном, которого он так хорошо знал? Старик выглядел так, словно его только что ударили по голове дубинкой.
Впрочем, было множество вещей, о которых следовало побеспокоиться. Эолейр вышел из зала, предоставив своим товарищам пить пиво и любоваться искалеченной резьбой.
Мегвин действительно спала. В лице женщины с растрепанными волосами, которая сидела у ее постели, было что-то знакомое, но Эолейр едва взглянул на нее, прежде чем опустился на колени и взял руку Мегвин. Мокрая тряпка лежала на лбу принцессы.
— Она здорова? — Видимо, Краобан что-то скрывал от него, — возможно, принцесса была тяжело ранена?
— Она была ранена, — отвечала женщина. — Но это был легкий, скользящий удар, и она уже поправилась. — Женщина подняла мокрую ткань, чтобы продемонстрировать багровый кровоподтек на бледном лбу Мегвин. — Теперь принцесса отдыхает. Это был великий день.
Эолейр резко повернулся на звук ее голоса. Женщина выглядела такой же отстраненной, как Краобан, зрачки расширены, губы подергивались.
Когда Эолейр снова повернулся к Мегвин, веки ее затрепетали, приоткрылись, снова закрылись и потом поднялись, чтобы больше не опускаться.
— Эолейр… — Ее голос был еще хриплым от сна. Она улыбнулась, как маленький ребенок, не осталось и следа той нервной раздражительности, которую он видел, когда они разговаривали в последний раз. — Это правда ты? Или опять сон…
— Это я, леди. — Он снова сжал ее руку. В это мгновение она мало чем отличалась от той юной девушки, при виде которой впервые заинтересованно забилось его сердце. Как он мог сердиться на нее, что бы она ни сказала и ни сделала раньше?
Мегвин попыталась сесть. Ее каштановые волосы были растрепаны, глаза все еще полузакрыты. Видимо, ее уложили в постель не раздевая, только ноги, высовывавшиеся из-под одеяла, были босыми.
— Ты… ты видел их?
— Кого? — осторожно спросил он, хотя был почти уверен, что знает.
Но ее ответ поразил его:
— Богов, глупый человек. Ты видел богов? Они были такие красивые…
— Бо…гов?
— Я позвала их, — сказала она и сонно улыбнулась. — Они пришли из-за меня… — Она снова уронила голову на подушку и закрыла глаза. — Из-за меня… — пробормотала принцесса.
— Ей надо поспать, граф Эолейр, — сказала женщина за его спиной. В ее голосе было что-то властное, и граф немедленно ощетинился:
— Что это она говорила про богов? Она имела в виду ситхи?
Женщина самодовольно улыбнулась:
— Она имела в виду то, что говорила.
Эолейр встал, сдерживая жгучую ярость. Здесь многое нужно выяснить. Ему придется подождать подходящего случая.
— Хорошенько заботься о принцессе Мегвин! — сказал он, уже направляясь к двери. Это был скорее приказ, чем просьба. Женщина кивнула.
Погрузившись в размышления, Эолейр едва успел войти в Резной зал, как у входных дверей за его спиной раздался шум шагов. Он остановился и резко повернулся, рука его непроизвольно упала на рукоять меча. В нескольких шагах от него Изорн и рослый Уле вскочили со своих мест, тревога ясно читалась у них на лицах.
Фигура, возникшая в дверях зала, была высокой, хоть и не чрезмерно. Сияли голубые доспехи, которые, как ни странно, казались сделанными из раскрашенного дерева. Но доспехи — искусное сооружение из тонких пластин, скрепленных между собой блестящими красными шнурами, — были не самым странным в этом существе. Его белые, словно снежный сугроб, волосы, перевязанные голубым шарфом, спадали ему на плечи. Незнакомец был стройным, как молодая березка, и, несмотря на цвет своих волос, казался едва достигшим зрелого возраста, насколько можно было судить по его скуластому треугольному лицу, в котором было так мало человеческого. Его золотистые глаза были яркими, как полуденное солнце, отраженное в лесном пруду.
Остолбенев от изумления, Эолейр уставился на вошедшего. Перед ним стояло существо из глубокой древности, персонаж одной из сказок его бабушки, внезапно обретший плоть и кровь. Граф ожидал увидеть ситхи, но на самом деле был подготовлен к этому не больше, чем человек, которому долго описывали глубокое ущелье, внезапно оказавшийся на его краю.