Дорога ветров

Мириамель думала, что этот инцидент порожден болезненной подозрительностью Тиамака, но в эту ночь она внезапно проснулась в их лагере, разбитом на необычайно сухой песчаной отмели, и увидела, что Кадрах, который должен был сторожить первым, роется в сумке вранна.

— Что ты делаешь? — Несколькими быстрыми шагами она пересекла лагерь. Несмотря на охвативший ее гнев, принцесса не повышала голоса, чтобы не разбудить остальных своих спутников. Ей почему-то казалась, что она одна в ответе за все действия Кадраха и не надо привлекать к этому других, когда скандала можно избежать.

— Ничего, — проворчал монах, но виноватое лицо выдавало его. Мириамель наклонилась и засунула руку в мешок, где и обнаружила, что пальцы монаха сжимают завернутый в листья пергамент.

— Мне следовало быть умнее, — с яростью сказала она. — Значит, то, что говорил Тиамак, правда? Ты что, действительно хотел украсть его вещи, пока он слишком слаб, чтобы защитить их?

Кадрах огрызнулся, как раненое животное:

— Вы ничуть не лучше остальных, с вашими разговорами о дружбе. Сразу же кидаетесь на меня, как ваш герцог.

Его слова больно жалили, но Мириамель все еще сердилась. Она не могла поверить, что поймала монаха на такой низости, и особенно ее злило, что раньше ей даже в голову не пришло усомниться в нем.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Вы просто глупы! — закричал он. — Если бы я хотел что-то украсть у Тиамака, я не стал бы ждать, пока вы спасете его из гнезда гантов! — Он вытащил руку из мешка и стал совать сверток Мириамели. — Вот! Мне просто было интересно, что это такое и почему он вдруг стал гойрах… почему он так рассердился. Я никогда не видел этого раньше и даже не знал, что у него в мешке есть что-то подобное. А теперь берите и храните это, принцесса. У вас оно будет в безопасности от грязных мелких воришек вроде меня.

— Но ты же мог спросить его! — Теперь, когда ее гнев утих, она чувствовала себя пристыженной и сердилась на себя за это. — А не подкрадываться к сумке тайком, когда все спят!

— Ну конечно, спросить его! Вы же сами видели, какими «добрыми» глазами он посмотрел на меня, едва я притронулся к этой вещи! Вы хоть немного представляете, что это может быть, моя леди? Вы знаете?

— Нет. И не хочу знать, пока мне не скажет Тиамак. — Она понимала, что при других обстоятельствах первой попыталась бы выяснить, что так оберегает вранн. А теперь она попала в плен собственного высокомерия и к тому же оскорбила монаха. — Я сохраню это и не буду узнавать, что здесь лежит, — медленно проговорила она. — А когда Тиамак поправится, я попрошу его рассказать об этом всем нам.

Кадрах долго смотрел на нее. Его лицо в бледном лунном свете, чуть тронутое отблесками последних догоравших углей, выглядело почти пугающе.

— Прекрасно, моя леди, — прошептал он. Ей показалось, что она слышит, как, словно лед на реке, твердеет его голос. — Прекрасно. Любой ценой сохраните это от рук воров. — Он повернулся, подошел к своему плащу и оттащил его на край песка, подальше от остальных. — А теперь постойте на страже, принцесса Мириамель. Проследите, чтобы никакой злоумышленник не подкрался к лагерю. Я собираюсь лечь спать. — Он улегся, превратившись в еще один сгусток тени.

Мириамель сидела, слушая ночные голоса болота. Монах не произнес больше ни слова, но она чувствовала, что он не спит в темноте в нескольких шагах от нее. Что-то кровоточащее и полное боли обнажилось в нем, что-то, что почти совершенно скрылось за последние несколько недель. Чем бы оно ни было, она надеялась, что оно было изгнано, словно злой дух, долгими ночными откровениями монаха на заливе Ферракоса. Теперь Мириамель поймала себя на том, что хотела бы проспать сегодняшнюю ночь, не просыпаясь до самого утра, когда яркий утренний свет сделает все привычным и обыденным.

Вранн наконец закончился. Это произошло не за один миг. Постепенно сужались протоки и реже становились деревья, и в один прекрасный день Мириамель и ее спутники обнаружили, что плывут через открытые, заросшие кустарником земли, пересеченные небольшими каналами. Мир снова стал просторным и простирался от горизонта до горизонта. Принцесса так привыкла к заросшим протокам, что ее почти пугало это неожиданно огромное пространство.

В некоторых отношениях последние лиги земли Вранна оказались самыми вероломными, потому что им приходилось гораздо чаще, чем раньше, перетаскивать лодку на руках. Однажды Изгримнур по пояс провалился в песчаную яму и был освобожден только благодаря совместным усилиям Мириамели и Камариса.

Теперь перед ними лежали Озерные Тритинги — бесконечные низкие холмы и жесткая трава. Деревья приникали к подошвам холмов, но, кроме нескольких групп высоких сосен, все они были карликовыми, едва отличимыми от кустарника. В тусклом вечернем свете перед ними была ужасная земля, где только немногие живые существа и уж, во всяком случае, никак не люди, согласились бы жить по собственному желанию.