Некоторое время ситхи смотрела на него, потом покачала головой; жест получился удивительно ненатуральным, словно она выучила его по книге.
— Ее тело абсолютно здорово. Но дух каким-то образом скрыт от меня, ушел в глубину, как мышь, когда тень совы пересекает ночные поля.
— Что это значит? — Эолейр пытался скрыть нетерпение.
— Испугана. Она испугана. Она похожа на ребенка, который видел, как убивали его родителей.
— Она видела много смертей. Принцесса похоронила отца и брата.
Женщина-ситхи взмахнула руками в жесте, который Эолейр не смог перевести.
— Это не то.
— Но она поправится? Вы можете что-то сделать для нее?
— Больше ничего. Ее тело здорово. То, что происходит с ее духом, — это другое дело. Я должна подумать об этом. Возможно, существует ответ, которого я сейчас не вижу.
Трудно было понять что-то по выражению широкоскулого кошачьего лица Кира’ату, но Эолейру оно не показалось особенно обнадеживающим. Граф сжал кулаки и с силой прижал их к бедрам.
— А есть что-нибудь, что могу сделать я!
Что-то очень похожее на жалость мелькнуло в глазах ситхи.
— Если она спрятала свой дух достаточно далеко, только сама женщина Мегвин может вывести его обратно. Вы не можете сделать это за нее. — Она помолчала, как бы ища слова утешения. — Будь добрым с ней. Это уже кое-что. — Она повернулась и выскользнула из зала.
После недолгого молчания старый Краобан заговорил:
— Мегвин безумна, Эолейр.
Граф поднял руку:
— Не надо.
— Вы ничего не измените тем, что не будете слушать. Ей стало хуже, пока вас не было. Я говорил вам, где мы нашли ее — на вершине Брадах Тора. Она бредила и пела. Одна Мирча знает, сколько времени принцесса раздетой просидела в снегу. Сказала, что говорила с богами.
— Может быть, так оно и было, — с горечью сказал Эолейр. — После всего того, что я видел за последние двенадцать месяцев, у меня нет права сомневаться в ее словах. Может быть, это было для нее слишком… — Он вытер взмокшие ладони. — Теперь я пойду и повидаюсь с Джирики.
Краобан кивнул. В глазах его блестели слезы, но губы сжались в твердую линию.
— Не терзайте себя, Эолейр. Не сдавайтесь. Вы нужны нам даже больше, чем ей.
— Когда Изорн и остальные вернутся, — устало сказал граф, — скажи им, где я. Попроси их оказать мне любезность и дождаться меня — я не думаю, что долго пробуду у ситхи. — Он посмотрел на небо, медленно темнеющее на пути к сумеркам. — Мне очень нужно обсудить кое-что с Изорном и Уле.
Прежде чем выйти из Резного зала, Эолейр погладил Краобана по плечу.
— Эолейр? — Он повернулся и увидел Мегвин, стоявшую в холле за его спиной.
— Моя леди. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, — легко сказала принцесса, но глаза изобличали ее. — Куда вы идете?
— Я иду встретиться… — Он осекся. Неужели ее безумие заразительно? Он чуть не сказал «с богами». — Я иду поговорить с Джирики и его матерью.
— Я не знаю их, — сказала она. — Но в любом случае мне хотелось бы пойти с вами.
— Пойти со мной? — Это показалось ему странным.
— Да, граф Эолейр. Я хотела бы пойти с вами. Разве это так ужасно? Ведь мы с вами пока что не смертельные враги, правда?
— Конечно, пойдемте, моя леди, — сказал он поспешно. — Конечно.
Эолейр не заметил никаких существенных перемен в палаточном лагере ситхи, занимавшем всю вершину горы Эрна, и все-таки он выглядел более законченным, чем несколькими днями раньше, более сросшимся с землей. Казалось, что он стоит здесь с тех пор, как эта гора появилась на свет. Здесь царили покой и мягкое, естественное движение; разноцветные дома в потоке воздуха двигались и колыхались, как причудливые растения. Граф ощутил мгновенное раздражение, эхо недовольства Краобана. Какое право они имеют устраиваться здесь с таким комфортом? Чья это земля, в конце концов?
Мгновением позже он одернул себя. Такова была природа справедливых. Несмотря на свои величественные города, теперь в основном населенные летучими мышами, если судить по Мезуту’а, ситхи не были народом, привязанным к месту. Из того, что Джирики говорил о Саде, их исконном доме, становилось ясно, что, несмотря на многовековое пребывание в Светлом Арде, ситхи чувствовали себя не более чем странниками на этой земле. Они жили в мыслях, песнях и воспоминаниях. Гора Эрна была всего лишь местом нового привала.
Мегвин молча шла рядом с ним, лицо ее выглядело озабоченным. Он вспомнил, как много лет назад она позвала его посмотреть, как поросится одна из ее драгоценных свиней. Что-то пошло неправильно, и к концу родов несчастное животное визжало от боли. После того как были удалены два мертвых поросенка — один все еще обвитый окровавленной пуповиной, задушившей его, — свинья в панике придавила еще одного новорожденного.