Мы остановились у западного края Ширэгин-Гашуна. На следующий день, холодный и дождливый, низкие лиловые облака скрыли все горы. Мы оказались беспомощными, потеряв горные ориентиры, и не смогли выбрать направление на пресловутый сфинкс Цундж. Нет гор — нет и ориентиров в Гоби для мест, не нанесенных на карту. В последний момент перед выездом я внезапно увидел «сфинкса» в бинокль. Но взятое по компасу направление не помогло: надо было объехать выступающий на запад угол впадины.
Заморосил мелкий непрекращавшийся дождь, и мы как бы повисли в мутном, беспросветном пространстве. Спустившись на «Козле» на дно впадины, мы исследовали ее северную окраину. К вечеру погода несколько прояснилась, Я взобрался на одинокую красную горку. С нее хорошо просматривался обрыв Барун-Ширэ, где стояла наша экспедиция в 1946 году, а левее — мрачные холмы Чоноин-Шорголга. Останца Цундж нигде не было видно.
Вечерние тени протянулись к центру впадины от ее обрывистых краев. Ветер проносился почти беззвучно над увлажнившейся почвой. Ни малейшего признака жизни я не заметил на всем огромном пространстве. Только древнее столетнее обо на безвестной горке напоминало о человеке. Кто и зачем складывал его здесь, в забытом углу, в стороне даже от местных колодезных троп? Печальным покоем повеяло на меня от этой невесть когда и с какими надеждами сложенной кучки камней, которую только безлюдье Гоби сохранило во времени. Здесь, на холме, посреди безводной впадины, одолевало тоскливое чувство заброшенности, и я с удовольствием спустился к товарищам, к шелесту мокрых кустов и привычному фырчанью мотора.
В пасмурном, облачном покрове на следующий день появились большие прорывы, временами позволявшие увидеть горы. Удалось рассмотреть Нэмэгэту, Гильбэнту, Сэвэрэй и, стало быть, ориентироваться. Ихэ-Богдо неожиданно показалась вся в снегу. Вот какова была причина свирепого северного ветра и необычайного холода в огненном Ширэгин-Гашуне!
Двинулись на юг, и внезапно, как из-под земли, выросла черная голова сфинкса. Через полчаса мы карабкались по спине легендарного чудовища, а кинооператор снимал это восхождение. Останец Цундж был совсем не таким большим, как описывал его Чудинов и каким он казался в бинокль. Высота сфинкса не превышала двенадцати метров, длина — тридцати. Эта случайно образовавшаяся в результате размыва скала песчаника была похожа на лежащего с вытянутыми передними лапами и поднятой головой льва. Сходство, в особенности в некотором отдалении, было совершенно поразительно. У самых «лап» Цунджа я нашел грубо отделанное доисторическое орудие из очень темного кремня.
Отсюда начались поиски примет Чудинова. Нашли чуть заметную тропу, спускавшуюся на дно котловины по широкому сухому руслу через подобие ворот в красных обрывах. Справа и слева шли гряды причудливых размывов, внизу щетинился саксаул, и еще дальше, в самом низком участке котловины, краснели пухлые глины. Напротив виднелся обрыв Цзун-Ширэ и поодаль — Барун-Ширэ.
Все совпадало с приметами, на которых так настаивал Чудинов. Оставалось отыскать колодец, легендарные пещеры, а затем и кладбище динозавров. Мы спустились на «Козле» вниз по сухому руслу, пересекли саксауловую рощу и на ее южной «опушке» среди гигантских песчаных кочек по пятнадцати метров высотой в зарослях тамарисков нашли колодец с чистой, но тухлой минерализованной водой. Он был закрыт козлиной шкурой и завален стволами саксаула. Мы набрали воды для машин и проехали к западу. В изрытых и крутых обрывах обнаружили несколько пещер, из них три глубокие и длинные. Однако пещеры представляли собой простые промоины карстообразного типа в известково-глинистых песчаниках, и, видимо, весьма недавние. Ждать здесь археологических находок не приходилось. Итак, пещеры и колодец нашлись, теперь дело было за динозаврами, то есть за главной целью нашего путешествия.
За два дня — двадцать четвертого и двадцать пятого августа — мы исследовали всю северную часть дна впадины Ширэгин-Гашун. На первых же низких буграх из красных глин и конгломератов валялись кости конечностей мелких динозавров и обломки панцирей черепах. В группе более высоких холмов Прозоровский обнаружил отдельные, сильно выветрившиеся кости конечностей утконосых динозавров. В залегавших ниже слоистых оранжевых пестрых песках Рождественский сделал замечательную находку — полный череп с частью скелета и панциря крокодила. После научной обработки этот крокодил оказался предком современных аллигаторов. Таким образом, находка в Ширэгин-Гашуне говорила, что аллигаторы — азиатского происхождения и что современный китайский аллигатор древнее американских и является потомком древней ветви азиатских крокодилов.