Дорога ветров

Митт глянул в зеркало, готовясь с ней согласиться. Он чувствовал себя настоящим щеголем. И испытал легкое потрясение. Он хорошо смотрелся в ярком наряде, это правда. Но на его лице было то, чего никогда не встречалось на гладких лицах богатых мальчиков: морщинки. Они делали его хитрым и старым. Это было смышленое лицо бедного городского паренька, который бегает по улицам, предоставленный сам себе. И в то же время – и это поразило Митта сильнее всего – на него смотрело младенческое лицо. Он никогда еще не видел, чтобы у мальчишки были такие чистые, лишенные выражения черты. А глаза – такие же широко открытые и невинные, как у его маленьких сестер. Митт поспешно изменил выражение лица, изобразив свою самую задиристую улыбку. Щеки наморщились, глаза хитро заблестели. Митт тряхнул верхом шапки.

– Кукареку! Приходи, фестиваль!

А потом он отвернулся от зеркала и больше в него не глядел.

7

В день фестиваля Хам зашел за Хобином почти на рассвете. «Ну вот и спровадили!» – решил Митт, прислушиваясь к шагам отчима вниз по лестнице. Сказать по правде, он спал не так хорошо, как обычно. Правда, поскольку день был праздничный, Митт провалялся в постели еще с добрый час. «Ведь, наверное, сегодня всю ночь меня будут допрашивать, – мелькнула мысль. – Лучше заранее отдохнуть как следует». Но когда его позвала Мильда, он с радостью вскочил и надел свой собственный праздничный наряд поверх фестивального. Хобину и прочим они сказали, что весь день проведут у Сириоля. Так что первым делом направились именно туда. Пошли все: Мильда, обе малышки и Митт, который в одном костюме поверх другого чувствовал себя ужасно неуютно и потел. Они не должны были появляться на улице до тех пор, пока не узнают, что процессия уже вышла из дворца.

Шествие начало свое движение около полудня. Йинен смотрел на него из верхнего окна расписанного дома какого-то торговца. Вокруг толпились дружинники и сыновья дружинников, которые все получили строгий приказ заботиться о безопасности Йинена. Из-за них мальчику даже плохо была видна процессия. И вообще его наблюдательный пункт оказался первым и самым неудачным. Все его кузены находились в домах, откуда открывался хороший обзор на расчищенное пространство у гавани. Йинен мог его увидеть, только если вытягивал шею и выглядывал из окна, но если выглядывал, то кто-нибудь обязательно хватал его сзади за куртку и почтительно оттаскивал назад.

Йинену это было невыносимо, и он начал терять терпение задолго до того, как мимо дома прошла голова процессии. Когда он наконец услышал бой праздничных барабанов, потом визг скринелей, а затем и стоны крадлов, его досада стала почти безграничной. Возможно, у него неважно со слухом, но эти звуки показались ему самыми волнующими на свете. Потом он услышал крики. И дивный, чудесный шум трещоток. И наконец показалось начало шествия: на нелепых шляпах развевались ленты, музыканты колотили, дули и пиликали на ходу, увитая лентами бычья голова раскачивалась над ними, а счастливые мальчишки с трещотками сломя голову носились между ними. Счастливые красно-желтые мальчишки!

– Ну почему все эти бунтовщики не подохли! – взвыл один из сыновей дружинника.

Йинен тоже жалел, что этого не случилось. Если бы не «Руки, протянутые на Север», он был бы сейчас внизу, в этом волнующем шуме и пестроте нарядов. А дальше шел его дед, выглядевший странно и весьма глупо. Йинен прекрасно рассмотрел недовольное лицо Хадда под шляпой, нагруженной плодами и цветами. На плечах графа красовалась великолепная кремовая накидка, расшитая алым, вишневым и золотым. Она была длинная и волочилась по земле. Поверх накидки висела гирлянда из колосьев пшеницы и винограда. Остальную часть Хадда скрывал Старина Аммет. Йинен видел только колосья пшеницы, щетинившиеся на голове чучела, на руках и ногах, вишневые ленты и пояс из яблок. Самое большое впечатление на мальчика произвели тощие ноги Хадда, семенившие под Стариной Амметом. Йинена рассмешило то, как важно ступали эти ножки. Раньше он не замечал, какой его дед тщеславный и как ему нравится быть графом. При виде этих тощих семенящих ножек, Йинену страшно захотелось схватить трещотку и раскрутить ее прямо перед лицом деда. К его вящей досаде, красно-желтые мальчики вели себя примерно. Никто из них не решался махнуть трещоткой на Хадда. «Если бы только кто-то из них осмелился!» – подумал Йинен, высовываясь из окна, – но тут его снова оттащили.

Следом за графом шел Навис. Йинен опять захихикал. Ноги его отца в ботинках с пряжками выглядели не так нелепо, как у Хадда. Но у него были ленты на коленях и плоды на шляпе. А из Либби Бражки вытекал сок, который лился по расшитым лентами рукавам Нависа. Вокруг нее кружили мухи. Вид у отца был недовольный – что было очень на него непохоже. Он явно сомневался, сможет ли донести Либби Бражку до гавани так, чтобы она не развалилась на куски.