Дорога войны

Чуть заметно шевельнулись далекие кусты. Вот они, голубчики. Те самые, со склона, здоровенная дура антиснайперки у одного на плече. Пришли. Ну а куда им деться от этой проплешины? Здесь столетиями пасли скот, ни кустика, даже трава невысокая. Желаете побыстрее к трассе на призыв начальства — пожалуйте на открытое место! А если желаете проявить нерешительность или вздумаете обойти — извините, она такой возможности не даст. И пересечь проплешину бегом тоже не даст. Двести метров — для снайпера ее уровня идеальная дистанция.

«Птичка» негромко щелкнула два раза. И еще два, но это уже контроль. Она закинула снайперку на плечо и спокойно зашагала через поляну. Двое их было, всего двое, иначе никто не позволил бы ценному антиснайперу-специалисту проверять местность. Мастер-стрелок и его второй номер.

Они лежали в кустах без движения, забрала разбиты и в крови. Извините, ребята, не до красоты, дураков нет стрелять из «птички» по бронированному корпусу… опа. Не «Соколы Босфора». Остатки лиц — вполне европейские. И кто это бродит по горам Кавказа? «Морские котики»?!

— Началось, — хрипло сказал за ее спиной полковник. — Европейцы в бой пошли. Похоже, турок мы пережевали. Совсем немного осталось, продержаться бы…

Что-то крылось в его словах чрезвычайно важное, не подлежащее огласке, но ускользающее пока что от понимания. Она досадливо качнула головой и попробовала поднять антиснайперку. Тяжелая, зараза. Но для дела, которое она втайне запланировала — крайне необходимая. Родная «реактивка», конечно, лучше, но к ней осталось всего несколько выстрелов. И из ухоронки запас не пополнить, там только для «птички»…

— Унесете, товарищ полковник?

— Вот эту дуру? А надо?

— И автомат, — обрадовала она офицера. — И укладку с патронами. И сухпай.

— Сухпай не понесу! Здесь съем!

Полковник посмотрел на ее исхудавшее лицо и неловко поправился:

— … То есть съедим.

Она невольно ему посочувствовала. Крупный мужчина наверняка страдал от постоянного чувства голода. Не привык, у летно-подъемного прекрасное и, что важнее, регулярное питание. А спартаковцы, как волки, умели наедаться впрок и потом неделю шастать по горам с парой плиток НЗ в кармане «хамелеона». Она, например, пока что о еде не мечтала. Ну, посасывает в желудке, но силы есть и на ходу не качает, так что все в порядке.

Кроме оружия они забрали маскировочный комплект одного из убитых, и теперь полковник хотя бы не отсвечивал на фоне леса своей летной формой. Но все равно к ухоронке с ним идти было опасно, офицер по-прежнему тяжело дышал, громко топал и ничего не видел по сторонам. Саша Мечёв вышел им навстречу, посмотрел издалека и только покачал головой. Полковник его, естественно, не заметил. Ну, зато здоровенный лось, тащит гору оружия, потеет и матерится, но не отстает. И это при том, что еще ночью горел от высокой температуры. Она осмотрела напарника критически — и решила, что идти к ухоронке все же придется всем троим. Следовало оставить там лишнее оружие, а оно как раз на полковника навешано.

— Товарищ полковник, наберите дистанцию! — попросила она. — Мы пройдем вперед, осмотримся немного.

— Кто — мы? — не понял полковник.

— Ну, допустим, я, — сказал штурмовик намеренно громко.

Зита исподтишка показала ему кулак. Нашел время и место развлекаться! Полковник при резком звуке голоса дернулся к оружию и завертел головой, а потом явно разозлился — и на штурмовика, и на себя. Ей же его реакция в целом понравилась, после небольшого обучения получился бы вполне годный диверсант.

— Глупость Грека сделал, оставил станковый гранатомет в тайнике! — озабоченно сказал штурмовик, когда они отошли от полковника подальше. — Он же не диверсионный, а мотострелков, вполне может быть чипирован. И тогда нам у тайника устроят встречу. Я пробежался по округе, вроде тихо, но, сама понимаешь, скрытно ходить не одни мы обучены…

— А что не подсказали Александру, если глупость? — рассердилась она.

— Да по факту некому было. Катя погибла, Кунгур ночью трассу гонял, а Брюхан лишнего слова никогда не скажет…

А сам что молчал, если сообразил?

— Да я только что понял, что Сашка ошибся, — признался штурмовик. — Усталость накопилась, все начали ошибаться, по себе знаю. То не вижу ничего вокруг, то чудится всякая хрень. Кажется, что на меня смотрят, и всё тут! Я уж и уши потер, и пожевал…

Штурмовик вдруг замер, вскинул голову и разом превратился в хищного настороженного зверя. Даже ноздри шевелились, улавливая враждебные запахи, и прищуренные глаза на уродливом лице подозрительно скользили по зарослям впереди по ходу движения. Лицо парня с детства пересекал неаккуратный шрам — напоминание о не очень законном увлечении холодным оружием — и тем самым придавал ему еще большее сходство с волком, матерым и недоверчивым.