Дорога войны

Минул май, наступил июнь. Марций Турбон тоже выполнил задание, данное ему императором, – варваров он утихомирил и крепко запер границы, послевоенный беспредел сошел на нет. Оролеса не стало, а боязливый Тарб не высовывался из Пустыни гетов, радуясь тому, что правит один, без опасного буйного соперника.

В июньские ноны наместник призвал Сергия и его друзей, включая Тзану. Именно пятеро свидетелей должны были, по древнему обычаю, присутствовать при обряде усыновления. Марций Турбон, торжественный и очень серьезный, трижды ударил монеткой по весам, произнося: «Заявляю, что по квиритскому праву эти люди мои!»

Сыновья Тита Флавия Лонгина, длинные нескладные отроки в мальчишечьих тогах, стояли рядом и гордились – и тем, что их отец принял славную смерть, достойную римлянина, и тем, что их новый папа – такой важный человек, ходит в больших чинах и дружит с самим принцепсом. Верзон лишь крякал в сильном довольстве – у него не было сомнений, что судьба и младшенького Тита Флавия, сына Тита, из трибы Палатины Приска Галлония Фронтона Квинта Марция Турбона, и старшенького Тита Флавия, сына Тита, из трибы Палатины Лонгина Квинта Марция Турбона сложится самым замечательным образом.[78]

Усыновление произошло в среду, в день, посвященный Меркурию, а в четверг, в день Юпитера, в дверь дома, где поселился Сергий со товарищи, постучали. Лобанов открыл и увидел на пороге Гая Антония Скавра. Легат сиял.

– Сальве! – воскликнул он.

– Сальве, – ответил Сергий обрадованно. – Проходи!

Из экседры выглянул Эдик и невинно поинтересовался:

– Презид тебе ничего не оторвал?

– Он признался, что очень этого хотел, – жизнерадостно доложил Гай, – но на радостях передумал!

– О Луции ничего не слышно?

После этих слов улыбка патриция попригасла, и он проговорил неуверенно:

– Я думал, он погиб… там, с Оролесом.

– Нет, – покачал головой Лобанов, – среди убитых такой не числится.

– Ничего, – успокоил его Эдик, – такое дерьмо всегда выплывет.

– Да и ладно! Ты по делу, Гай, или так зашел?

– По делу! Важному. У меня к вам большая просьба.

– Выкладывай, – сказал Роксолан.

– В общем. Я жениться решил. И у меня завтра свадьба, и… В общем, завтра день Венеры, самый подходящий день самого подходящего месяца – в июне сама Юнона будет покровительствовать нам.

– А самый подходящий час какой? – перебил его Эдикус.

– Первый час дня, – смешался Гай Антоний, – и…

– Договаривай, договаривай, – подбодрил его Сергий.

Патриций собрался с духом и выпалил:

– И я хочу, чтобы вы все стали моими свидетелями!

– Все четверо? – уточнил Лобанов. – Или все пятеро?

– Все девятеро! Нужно, правда, десять свидетелей, но я уговорил Гету – это брат невесты.

Сергий оглядел друзей, улыбнулся Тзане, энергично кивающей ему – соглашайся, дескать! – и спросил:

– Ну что? Засвидетельствуем?

– Лично я согласен, – ответил Эдик.

– И я, – кивнул Искандер.

– Годится, – прогудел Гефестай.

– А мы – как прикажете! – ухмыльнулся Акун.

– Мы будем твоими свидетелями, – обернулся к Гаю Лобанов. – А кто хоть невеста?

– Она дакийка, и ее зовут Сасса, – проговорил патриций, и по тому, как он это сказал, стало ясно, что невесте повезло – ее любят. Очень.

– Ну, это дело надо обмыть! – засуетился Гефестай. – Уахенеб! Тащи фалерн! Кадмар, сообрази закуску!

Названные кинулись исполнять поручения, и Тзана быстренько накрыла стол.

– Ну, совет вам да любовь! – сказал Эдик тоном деда Могамчери.

Гай Антоний Скавр, с улыбкой человека, избавленного богами ото всех проблем разом, посмотрел на Чанбу, стоящего у порога комнаты, поднял взгляд выше, и лицо его выразило безмерное удивление. Привстав, он выговорил:

– Отец?!

Сергий обернулся. В дверях стоял пожилой мужчина с обрюзглым холеным лицом, закутанный в тогу сенатора и порядком пропыленную лацину.

– Я шел следом от самого форума, сын, – проскрипел сенатор. – Кто это с тобой?

– Это не они со мной, – сдержанно ответил Гай, – а я у них. Это те самые преторианцы, отец. Знакомься: Сергий Корнелий Роксолан, кентурион-гастат претории!

Сергий отвесил четкий поклон и пригласил растерянного сенатора разделить с ними трапезу.

– Присоединяйтесь, сиятельный, – прогудел Гефестай добродушно, – тут на всех хватит!

Сенатор поджал губы.

– Так ты не выполнил моего задания? – надменно спросил он. – Почему?

– Странный вопрос, – пожал плечами Гай, сдерживаясь. – Потому, что не захотел пачкать имя. Потому что мне стало противно совершать подлый поступок. Потому что эти люди научили меня главному – дорожить своей честью!

У сенатора на лбу вздулись вены.

– Ты хоть понимаешь, что наделал? – еле выговорил он. – Мы разорены! У меня больше нет ни дома на Палатине, ни виллы в Байях! Я всё продал, чтобы расплатиться с долгами!

– Расплатился? – спросил сын с оттенком отчужденности.

– Да! – рявкнул отец.

– Тогда чего тебе еще не хватает?! – перешел Гай Антоний в атаку. – Ты же сенатор! Казна выплачивает тебе по шестьсот тысяч сестерциев в год! Тебе этого мало?