Дорога войны

Дорога вилась, повторяя все излучины русла Данувия. Ниже устья Пирета, у самого берега изо льда выступали каменные глыбы – остатки моста, построенного еще персидским царем Дарием, а вдали, уходя за белые поля, холмились скифские курганы. У Силистры река натыкалась на скалистый массив и круто выворачивала к северо-востоку. И повсюду – на равнинных участках, на обрывах, между скал – вставали римские укрепления. Одних крепостей-кастелл насчитывалось восемьдесят, а сколько было наблюдательных башен-бургов. Замучаешься считать! Они стояли везде в пределах прямой видимости – двухъярусные башни из крупных каменных блоков, крытые черепицей, под защитой высоких островерхих палисадов. На площадке второго этажа всегда торчали в дозоре легионеры, а внизу были сложены штабеля бревен и стога сена – их поджигали в случае нападения.

Дважды мимо Сергиева отряда проезжали верховые ауксилларии, при овальных щитах, копьях и мечах. Кто только ни нес службу на берегах Данувия!.. Вторая ала ареваков и Первая когорта бракараавгустанцев, Первая когорта лузитанских щитоносцев из Кирены, Первая галльская ала Флавиана. А еще были альпийцы, реты, норики, далматинцы, лингоны, критяне, тунгры, сигамбры, убии – со всей Ойкумены собрались здесь воины, плавясь в одном котле огромной могучей империи, зарабатывая себе славу и римское гражданство.

Вперед и назад по дороге грохотали повозки, сонные земледельцы погоняли осликов, а озабоченные курьеры проносились, громким криком требуя пропустить.

В Дробету прибыли под вечер и завалились в очень приличную таверну Филокла. На улице кожа дубела, ветер задувал с гор, а у Филокла было тепло и уютно. Сергий с друзьями заняли отдельный триклиний, рассчитанный на двенадцать любителей выпить и закусить, – это был обширный зал, обставленный колоннами. Издали да спьяну могло показаться, что колонны выточены из нумидийского мрамора, на самом же деле это были толстые круглые бревна, искусно обмазанные штукатуркой и выкрашенные под мрамор. Их роскошных капителей никогда не касался резец – все коринфское роскошество было отлито из гипса. А впрочем, стоит ли о том судачить? Обычное для провинции дело – выдавать дешевку за богатство.

– Мозаика, – брюзжал Эдик, скривившись, – ну что это за мозаика? Пьяный ее выкладывал или дитё малое?

– Не бурчи, – посоветовал ему Гефестай.

– Я не бурчу! Просто не уважаю художественную самодеятельность!

– А мне лично всё равно, – заявил кушан, – в триклинии важна не отделка, а что? Кухня! Во, несут!

В триклиний, чинно ступая, вошла целая вереница рабов. На вытянутых руках они несли продолговатые серебряные и бронзовые подносы – с жирными германскими колбасами, с лосиными языками, с телячьими сердцами, фаршированными фисташками, с дроздами, начиненными яичными желтками и орехами, с целиком зажаренным кабанчиком. В стеклянном египетском смесителе искрилось красное лугдунское вино, а в амфоре на подставке плескался густой, почти черный фалерн.

– Вывод, – потер руки Искандер, – даже в глубинке можно жить хорошо, были бы деньги!

– Налетай! – плотоядно скомандовал Гефестай.

– Да дай хоть вино разлить!

Плеснув фалерна в серебряные стаканчики, Сергий поднял свой:

– Ну, за победу!

Глава двадцать третья, последняя, в которой Сергий дважды побывал в свидетелях таинств

1

Задание преторианцы выполнили и даже перевыполнили – и золото увели прежде Оролеса, и самого царя даков извели, но возвращение в Рим всё откладывалось.

Наместник Дакии и Нижней Паннонии, весьма довольный работой Сергия и его команды, оставил при себе всю Шестую кентурию особого назначения – на всякий случай, а то мало ли.

Кентурию расселили – кто на постой стал, кто в казарму отправился, а Сергий снял пустующий дом на окраине, где хватило место и ему с Тзаной, и друзьям, и рабам.

Эдика Чанбу злила задержка, ему не терпелось потратить золотые ауреусы, а вот Лобанову служба была не в тягость. Кентурион-гастат впервые по-настоящему познакомился с личным составом. А набирали в его Шестую людей матерых, одного к одному. Если уж считать войну искусством, то под началом Сергия служили настоящие «звезды». Кого ни возьми – талант!

Вот тот же Астеропей Дзибетид – он был из фракийцев и хвастался родством со Спартаком. Попав в рабство к хозяину-садисту, Астеропей недолго терпел издевательства – утопил садюгу в выгребной яме. За это его приговорили «к мечу», то есть послали биться на арену. Трудовая биография гладиатора Астеропея складывалась по принципу «или – или». Он или побеждал на арене, или сбегал. После пятого побега, когда Астеропея прижали в лесу, он ушел, захватив в заложники преторианского кентуриона. Неделю спустя они оба вернулись в Рим, и кентурион рекомендовал Астеропея в когорту для особых поручений – по мнению прагматичного римлянина, там фракийцу было самое место.