Дорога войны

– А это неспроста… – выговорил он. – Подземное святилище на горе Когайнон есть великая тайна дакийских жрецов, и римлянам ведать о ней не дано. Последним ее знал первосвященник Сирм сын Мукапиуса, но он пропал. Поговаривают, что Сирма приютили язиги, те, что кочуют за Тизией. Или не приютили, а похитили.

– Как интересно… – пробормотал Гай.

– А самое интересное, – подхватил эксептор-консулар, – случилось в последнюю войну. Тогда царь Децебал спрятал на горе Когайнон свое золото – то ли тридцать, то ли все сорок талантов.[66]

– Ух ты! – впечатлился легат, лихорадочно соображая, признаться ли Публию в истинном назначении своего «вольного посольства» или погодить. – А где бы про это узнать в подробностях?

– А нигде, – усмехнулся Публий. – Один Сирм знал подробности.

– А ты не мог бы помочь найти его? Ну хотя бы определиться, где искать?

Эксептор пристально посмотрел на Гая Антония, что-то прикидывая в уме, и медленно выговорил:

– Я не любопытствую, зачем тебе Сирм, но поспрашиваю о нем. Считай, каждый месяц мотаюсь или к Сусагу – он скептух, по-нашему – вождь, у язигов, или к Распарагану, царю роксолан, так что знаю те народцы. Но тогда у меня будет встречная просьба.

– Слушаю тебя, – с готовностью сказал Гай.

– Я тут никак вырваться не могу, а надо бы весточку передать одному человечку. Он мой агент. Торговый, разумеется! Зовут его Бицилис, он из даков, живет в белом домике напротив храма Юноны, у него еще на стене намалеваны две греческие буквы – «омега» и «кси». Они тут все бородаты, но Бицилиса ты сразу узнаешь – у него одна бровь «ступенькой» срослась. Встретишь его – скажешь, что весь товар сгрузили в Бендисдаве, пусть забирает поскорее. Запомнишь?

– Весь товар сгружен в Бендисдаве, – повторил Гай, – пусть поскорее забирает.

– Только надо сегодня же с Бицилисом повидаться… Передашь?

– Передам!

И Гай Антоний крепко пожал руку Публия Апулея Юста.

Глава десятая, в которой варвары устраивают Сергию свидание с Тзаной

День склонился к вечеру, минула ночь, и ранним утром переселенцы тронулись в путь. Дорога была хороша – прямая и твердая. Солнце еще и не думало садиться, когда караван достиг городка под названием Гермосара: несколько невзрачных зданий красного кирпича, два приземистых крепких сооружения из серого камня, множество непрочных домишек, наскоро и неумело сложенных из бревен. Пограничный стандарт. Коновязи отполированы от долгого пользования, воды в поилках не видать под опавшими листьями.

Возник соблазн остановиться на ночь, но Сергий уговорил Дионисия Эвтиха не задерживаться.

И караван двинулся дальше по дороге на Апул.

Не доехав до города, переселенцы остановились в долине Марисуса, где им выделили участки земли. Обычным гражданам давали по тридцать пять югеров земли бесплатно, легионеры-отставники получали по шестьдесят и одной второй югера на человека, считая землю на склонах гор по полтора югера за один, а покалеченному солдату преторианских когорт выделили целых двести югеров.

Землемеры бережно устанавливали священный символ, рядом находились жрецы – один приносил жертву на переносном алтаре и бормотал молитвы Термину, богу межей, а другой держал урну.

– Эй, кто первый? – закричал Дионисий. – Подходи, не стесняйся!

Из толпы вышел коренастый иллириец. Огладив щетинистый подбородок, он подошел к урне и запустил в нее руку. Долго рылся в ней – и вытащил дощечку с номером. Жрец принял ее и громко провозгласил:

– Девятый участок!

По толпе прошел ропот. Молоденький землемер повел иллирийца смотреть доставшийся надел. Тогда к урне сразу выстроилась очередь.

– Пятый! Седьмой! Тридцать первый! Пятнадцатый!

Под вечер распределили все наделы. Фургоны разъехались и остановились, каждый на своем участке, будто символизируя будущие дома. Времени выстроить жилище у переселенцев практически не оставалось – зима катила в глаза. Начинались горячие деньки. Надо было рубить лес, шкурить бревна и сколачивать из них маленькие избушки – лишь бы перезимовать, лишь бы дожить до теплых дней. А в апреле сойдет снег – и плуг проложит первую борозду. В парную землю лягут привезенные семена. А потом уже можно будет заняться и улучшением жилищных условий!

– Поехали, – сказал Сергий, похлопывая саурана по теплому боку. – Переночуем в каструме.

Апул ничем особенным не отличался от Гермосары – те же прямые пыльные улочки, те же коновязи и гулкие деревянные тротуары. Кирпичные дома перемежались с каменными, но это по Декуманус Максимус, а вдоль кардо теснились два ряда бревенчатых домов, с фальш-фасадами и крытыми верандами. В проулках проглядывали загоны для скота и огороженные пастбища, где паслись лошади. Восточная окраина Апула была отдана под застройку, здесь устраивались переселенцы – утепляли камышом вырытые землянки, покрывали досками кожаные палатки, заготавливали дрова на зиму. Дело это было непривычное для южан, так и в Дакию не всякий переселялся, а лишь тот, кто был готов к труду и обороне.