Дорога войны

Но это только внешнее, а вот по сути Апул выделялся сильно – ему был высочайше дарован статус муниципия. Горожане сами выбирали магистратов и решали местные дела, как где-нибудь в коренных италийских землях. Даки сбредались к Апулу, селились вокруг и около, перенимали римские моды, латинскую речь, обычаи и понятия империи.

И при всем том в Апуле жили без опаски, ибо дома лепились к стенам военного лагеря – мощным куртинам, укрепленным круглыми и восьмиугольными башнями. Там располагался Тринадцатый Сдвоенный легион. Его бойцы не покидали Дакию с военной поры – сначала даков били, потом банды недобитков гоняли, а теперь легионеры строили дороги на «захваченной территории».

Сергия, предъявившего грозное письмо от самого наместника, пропустили в каструм без разговоров, вместе с преторианцами, в своих дакийских одеждах больше похожих на ауксиллариев.

– Ищем Верзона, – сказал Лобанов. – Всё равно до утра сидеть, так хоть с пользой.

– Сыщем, босс, – бодро откликнулся Эдик, – не сомневайся.

Сергий хмыкнул.

– И что мы ему скажем? – поинтересовался Искандер. – Прямо и простодушно поинтересуемся, где, служивый, скелеты обнаружил? Представляю, куда он нас всех пошлет.

– Предложения?

Тиндарид почесал щетину на подбородке, смешно выпячивая челюсть, и сказал:

– Ищем здешнюю вексилляцию, а там видно будет…

Сергий уже привык к порядку «под линеечку», которым славились каструмы. Куда там германскому «орднунгу»! Но строжайшая дисциплина и торжество прямых углов сочетались с послаблениями – легионеров «отпускали», дабы те не превратились в послушных болванчиков. Воины отдыхали, греясь на солнышке, гоготали, собравшись компаниями, пели. С десяток пехотинцев-велитов в одних браках – коротких легионерских штанах – умывались над длинным корытом, похожим на поилку для лошадей. Все были с наколками. Мускулистые руки легионеров, их спины и груди пестрели изображениями хищников вроде леопарда или волка, римские цифры отмечали число врагов, убитых на поле брани. Разумеется, присутствовали, и в изобилии, голые женщины, вереницы связанных рабов, боги анфас и в профиль. Накалывали портреты императора и себя любимого – легионера в полном боевом, с лихой надписью: «Эруций Клар, гастат Третьего манипула. Будь здоров!»

– Верзона где-то тут надо искать… – оглядывался Сергий, пройдя виа принципалис и свернув к казармам вексиллатиона. – Язык доведет.

Язык и вправду довел. Очередной «воин смелый, в дружинах римских поседелый», выслушав вопрос Лобанова, кивнул, огляделся и вытянул руку:

– Да вон он, старая дакийская лиса! Верзон!

Кряжистый старикан мощного телосложения, вразвалочку шествующий от принципия, обернулся неторопливо. Его длинные пегие волосы были заплетены в две косы, подбородок блестел после чистого бритья, зато усы спадали на грудь двумя роскошными хвостами, придавая Верзону облик добродушного моржа.

– Сальве! – прогудел он, разворачиваясь навстречу. – Чего надо?

– Разговор есть, Верзон, – спокойно заговорил Сергий, спрыгивая с седла. – Мы к тебе, почитай, из самого Рима ехали.

Старый дак обшарил глазами лица преторианцев и пожал плечами, раздумывая.

– Ладно, – проворчал он, – пошли.

Идти пришлось недолго. Верзон провел гостей к казарме – длинному приземистому бараку, сложенному из камня, и отпер дверь – ему как декану, командиру десятка, полагалось отдельное помещение.

– Располагайтесь, – сказал он, снимая с полки заветный кувшинчик. Расколупав смолу и вытащив пробку, декан разлил вино в разнообразную посуду – в чашку глиняную, чашку, вырезанную из дерева, в облупленный рог явно сарматского происхождения, в мятый серебряный стаканчик и в простую оловянную кружку. Кружку он взял себе и провозгласил:

– Ну, за знакомство!

Сергию достался серебряный стаканчик – Верзон учуял в нем старшего по званию.

– Что за вино? – спросил Лобанов, понюхав темную жидкость. – Цекуба?

– Вроде того, – кивнул вексиллатион. – Наше, дакийское.

Сергий выпил. А ничего.

– Ну так в чем там вопрос у вас? – деловито спросил Верзон.

Эдикус заерзал и начал:

– Да вот, в Дробете рассказали нам про. Ну, как ты нашел четырнадцать скелетов.

Старый воин посуровел, его глаза мигом приняли ледяной оттенок.

– И что? – буркнул он.

– А кто был пятнадцатым? Ну, тот, который вроде как спасся?

Верзон крякнул, отер усы, насупил седые брови – они зашевелились, как пара белых мохнатых гусениц.

– Значится, так, – сказал он принужденно. – Я своих ребят всех помню. Те десять. Ну, что? Сгинули они. А у кого-то на пальце и кольца не было… Остаются пятеро. Один из них жив остался, а вот кто, не скажу. Не знаю. Эти имен не говорили, все прозвищами баловались – Лупус, Волот, Хмырь, Сохатый, Тарабост. Нельзя им было имена свои называть, а то злые духи услыхали бы и получили бы над ними великую власть.

– Понятно… – протянул Сергий. – А узнать, как их звали по-настоящему, никак нельзя?

– Тебе срочно надо?

– Ну-у… Можно маленько и обождать.

– Вот и обожди. Как в Сармизегетузе побываю, зайду к одному дружку, если тот жив еще, вызнаю имена.

– Отлично, – кивнул Сергий. – А чтобы ты не забыл… вот.