Дорога войны

Конница Оролеса одолела перевал и спускалась по склону вниз, в узкую долину реки Голубая Змея. Елисмереки остались выше, густые смерековые леса, темные и непроглядные, покрывали гребни отрогов, спадая по ним и чертя в индиговом небе пильчатые линии. Теперь по сторонам неприметной тропы высились буки, их пепельно-серые колоннады уходили вверх, распялив корни среди мшистых камней. Солнце хорошо прогрело склон, и ночные заморозки обратились в зябкую сырость.

Оролес лениво покачивался в седле, полностью доверившись коню, – Чалко долго служил пастухам и скакал по кручам не хуже горного козла. Если бы кто в этот момент глянул на всадника, то сразу бы понял, отчего многие сотни головорезов и сорвиголов выбрали его вожаком. Оролес сын Москона был мужчиной крупным. Всё в нем дышало силой, холодной и в то же время необузданной, – могучие руки, бугрящиеся мышцами, широченная грудь, скуластое лицо, чеканное, словно рубленое, с крупноватым носом и твердым очерком губ. И с этого лица никогда не сходило властное выражение. Даже когда главарь улыбался, повелительное превосходство не стиралось, пряталось до времени в его глазах, а уж суровый, льдистый взгляд сына Москона ни на кого в целом мире не устремлял тепло и ласку.

Одевался Оролес, как и подобало дакийскому царю – на нем был новый сарматский кафтан, укороченные галльские штаны, расшитые золотыми нитями и крашенные дорогой тирской багряницей, а на голове сидел плотный колпак коричневого войлока, отороченный по краю узором из сердоликовых бус. На поясе у царя висел старинный гетский кинжал в усыпанных драгоценными камнями ножнах и длинный сарматский меч.

Оролес оглянулся, разворачиваясь всем туловищем. По сторонам, скрываясь за стволами деревьев, ехала его конная армия, его «гвардейцы» – геты и даки, сарматы и кельты. Блестят тяжелые деревянные щиты, перекрещенные полосами бронзы. Прикрепленные на копьях у оснований наконечников волчьи морды, украшенные разноцветными ленточками, грозно скалят надраенные песком клыки. На головах воинов – конические гетские шлемы. Конские хвосты, вделанные в навершия шишаков, спускаются по спинам до седел. На левых боках висят серповидные махайры.

Сын Москона самодовольно ухмыльнулся. Пускай римляне называют его войско шайкой латрункулов-разбойников, он-то знает, в чем правда! А правда в том, что Оролес желает самолично править страной, ибо он есть царь свободных даков. А кто в этом сомневается, пусть испробует убийственную мощь его армии!

Правда, даки, изгнанные из родных мест и бежавшие на унылые просторы «Пустыни гетов», выбрали царем Тарба. Но это временно. Пускай Тарб почванится пока, поносится с титулом, как дурак с писаной торбой. Время Оролеса придет. Царь тот, за кем сила!

Оролес нахмурился. Эх, найти бы то золотишко. Тогда бы он развернулся!

Мимо вожака проехал Мамутцис, знаменосец, держа на весу личный штандарт царя – серебряную волчью морду. Морда скалила зубы, а ветерок перебирал расшитые зеленые ленты.

– Зря ты велел казнить Ролеса, – послышался негромкий голосок Нептомара, жреца бога Замолксиса при царской особе.

Оролес недовольно повернулся. Хмуро оглядев тщедушную фигурку жреца в белых одеждах, он буркнул:

– Ролес нарушил мой приказ. Незачем было так пытать Скория! Сам же видишь – Ролес ныне у Замолксиса, а где мы? В глубокой заднице!

Нептомар помотал седой гривой, обжатой золотым обручем.

– Ты неправ, – строго сказал он. – Скорий ничего не знал, да и знать не мог. Его просто использовали, послав вместо себя.

– Кто? – усмехнулся Оролес. – Дух Мукапиуса?

– Ты зря смеешься, – проговорил Нептомар с оттенком неприязни. – Мукапиус был верховным жрецом Замолксиса, это правда. Главным, но не единственным! Когда Мукапиус принял яд в осажденной Сармизегетузе, он оставил за себя Сирма, своего помощника и воспитанника.

– Но Сирм тоже отравился!

– Все так думали! А он вот появился этим летом, живой и здоровый. Его видели в Дробете еще в начале осени, незадолго до того, как Скорий вышел на тебя.

– Та-ак… – протянул сын Москона. – Это что же получается? Мукапиус мог кое-что сболтнуть этому Сирму?

Нептомар поджал губы.

– Всё, что знал Мукапиус, – молвил он непререкаемо, – было известно и Сирму!

– Так чего ж ты молчал?! – разозлился Оролес. – Надо найти этого гада Сирма и всё из него вытрясти!

– Не порть себе кровь зря, – проворчал Нептомар. – Мои люди ищут Сирма и дадут знать, если нападут на след. Одно я знаю точно – Сирм все еще в Дакии. Данувия он не переплывал и не пересекал по мосту, а уходить в степь Сирм не станет – это очень и очень осторожная тварь, почему и жив до сих пор. Прошел слух, что его держат у себя язиги.

– Все равно, – не унимался главарь, – зачем тогда ты услал нас сюда, на запад? Ведь сокровища запрятаны где-то на востоке! Зачем вообще было уходить?!

– А затем! – с силой сказал жрец. – Ты же не можешь таиться и ждать своего часа! Тебе обязательно надо пошуметь, потрепать нервы римлянам! А наш «друг» передал точные сведения – Биндесдава стоит беззащитной!