Всё ясно, усмехнулся Луций. И за Данувием всем подай хлеба и зрелищ! Чтоб вам подавиться тем хлебом.
Он перевел глаза пониже и прочитал следующее объявление, немало его позабавившее:
«Граждане Сармизегетузы! На выборах в квинквенналы не голосуйте за Децима Лукреция. Он вор и бездельник. Коллегия носильщиков».
Луций вертел головой, осматривая новенькие дома, сработанные из тесаных каменных блоков, и старые жилища первопоселенцев — бревенчатые, серые от дождей и солнца.
Он запоминал все ходы и выходы Колонии Ульпия Траяна, но Гай понял его по-своему.
— Сейчас, — сказал он, мешая в речи важность с небрежностью, — сейчас подыщем себе пристанище!
Они как раз проезжали мимо ворот постоялого двора, и трибун-латиклавий свернул под вывеску, на которой было выведено неровно, но ярко: «Серебряный денарий».
За воротами обнаружились длинная приземистая конюшня и основательный дом с террасой, выстроенный из камня. Крыша, правда, была из снопов соломы, но это уже придирки.
Когда Гай спрыгнул с коня и отряхнул пыль, на террасу вышел легионер — плотно сбитый коренастый малый в лорике плюмата, чешуйки которой напоминали перья птицы. Защитная юбка-птерига и кожаные пластины, закрывающие предплечья коренастого, были обшиты бахромой.
— Аррий! — радостно заорал легат. — Здорово, принцип!
Коренастый осклабился.
— Сальве, латиклавий! — хрипло забасил он. — За что тебя сюда сослали?
Гай весело захохотал. И тут из низкой двери, пригибая голову, выбрался еще один знакомец — худой нескладный молодчик в кольчужной безрукавке лорика хамата с кельтской накидкой, закрывающей плечи и скрепленной на груди крючком.
— Узнаешь?! — закричал ему Аррий.
Худой вытаращился на Гая Антония, и по губам его поползла улыбка узнавания:
— Никак Гай?
— Я! — захохотал легат. Обернувшись к Луцию, он оживленно проговорил: — Это Аррий Серторий Фирм! А это Кресцент, он был аквилифором в моем легионе! Вот так встреча!
— За это надо выпить! — решительно заявил Аррий.
— Пошли! — разбушевался Гай. — Я угощаю! Обнявшись, друзья-однополчане скрылись за дверьми харчевни.
Луций хмыкнул.
— Я так понимаю, — протянул Бласий Созомен, — что ужин откладывается до завтрака?
— Или до обеда, — пробурчал Рубрий Эвпорион.
— Надо же кому-то наставлять молодежь, — усмехнулся гладиатор-аукторат. — Ладно, ребята, оставляем коней здесь, и за мной — завалялась у меня пара денариев… Угощу вас здешней похлебкой — чорба называется. Даки туда фасоль кладут, перец и обжаренный свиной окорок.
— Ммм… — застонал Тиций Аристон. — Скорее давайте! Жрать же хочется!
— А еще, — с увлечением продолжал Луций, — у даков восхитительная сливовочка имеется! Они говорят «цуйка»!
— Цуйки мне! — заорал Бласий. — И чорбы!
Похохатывая, подчиненные Гая Антония Скавра спешились, привязали коней и направили стопы к ближайшей харчевне.
Ночевать им пришлось на конюшне, но аппетитная чорба и забористая цуйка сильно подняли тонус и скрасили действительность.
Утром Луция разбудили — двое незнакомых легионеров приволокли Гая.
— Ты будешь Луций Эльвий? — спросил левый.
— Я буду Луций Эльвий, — подтвердил гладиатор.
— Куда его? — осведомился правый, тряхнув трибуна-латиклавия. Нечесаная голова перекатилась по пластинам торакса. Гай загреб ногой и промычал.
Луций поморщился и показал на поилку. Легионеры подтащили свою ношу и небрежно покинули у деревянной колоды, выдолбленной под корыто. Гай вякнул, сделал движение рукой и повалился наземь.
К Луцию подошел Бласий.
— Освежить его? — поинтересовался он. Эльвий покачал головой.
— Не надо, пусть проспится. Всё равно от него толку не будет. На-ка вот… — Он отсчитал несколько ассов и передал их Созомену. — Сходи, купи лепешек и сыру.
Бласий кивнул и ушел. Луций, уперев руки в колени, склонился над Гаем.
— Пьяная ты свинья, — сказал он неуважительно, — щенок дрисливый!
Пошарив в кошеле на поясе у трибуна-латиклавия, он обнаружил целых два денария.
— Надо же! — удивился Луций. — Не всё пропил! Оставив «командира» досыпать у поилки, он пошел на поиски хозяина — надо было накормить лошадей. Животные не виноваты, что людьми берутся командовать дураки.
Гай спал до обеда. Спал на виду у всех постояльцев, раскинув ноги и привалясь к поилке. Чья-то лошадь, серая в яблоках, дотянулась до него и лизнула в лоб. Трибун расплылся в улыбке, не просыпаясь, завозился, издавая невразумительные фонемы, отдаленно напоминающие выражение признательности.
Доев остатки хлеба и сыра, Луций взялся за Гая. Схватив «командира» за пояс, он поднял его и окунул головой в поилку. Легат заверещал, зафыркал, выгнулся, разбрасывая брызги. Пуча глаза, открывая и закрывая рот, как рыба, он обернулся к Луцию.
— Ч-чего? — спросил он в полном ошеломлении. — К-как?
— А никак, — хладнокровно ответил Эльвий. — И ничего.
— В смы-ысле? — промычал Гай.
— Ты где вчера был, командир?
— К-как где? С друзьями!
Легат моментально оскорбился и встал в позу.
— Я что, — надменно сказал он и пошатнулся, — я что уже, права не имею с друзьями выпить?