Когда я подходил к подъездной дорожке, что-то сзади меня мягко плюхнулось на асфальт. Я больше ничего не слышал, я бежал, мои подошвы шлёпали по дороге. Я перепрыгнул канаву, мои одежда и рюкзак шуршали. Гравий хрустел, пока я бежал по подъездной дорожке. Я спешно шарил по карманам в поисках ключа.
Я так сильно захлопнул дверь, что дверной молоточек стукнулся об неё.
Кастрюли негромко бренчали. Пахло говядиной и рисом.
– Ты поздно, – крикнула бабушка.
Я взбежал по лестнице.
Из окна бабушкиной комнаты я видел, как по дорожке кружат осенние листья.
Больше ничего там не было.
Когда мои мысли успокоились, а сердце перестало стучать так бешено, я спустился. Кухонные окна запотели. В ящике для приборов я нашёл нож – шестидюймовый серебряный клинок с чёрной пластиковой рукоятью. Я спрятал его в рукав, поднялся наверх и сунул его под подушку.
После ужина я увидел в новостях ещё один репортаж об убитых овцах.
Глава 15. Стул
Звёзды в ледяном небе. Горы покрыты изморозью, точно шерстью.
Что-то хрустнуло. Как будто замёрзшая трава под ногой.
Я слышал только абсолютную тишину пустого неба и шум воды на горе…
Хруст.
Я сжал пластиковую рукоять ножа и сполз с кровати. Медленно прошёл по холодному ковру. Просунул голову между занавеской и подоконником.
Всё было тихо и ярко. В саду пусто. Я внимательно смотрел на лес, поле, холм.
Холодок пробежал по моей спине. Я вернулся в кровать, но сначала взял стул и подпёр им дверь.
Остаток второй недели был мрачным, тёмным. На перерывах я вместе с Малки играл в его фэнтэзи, избегая Стива Скотта и его друзей-идиотов. Дебс не появлялась. Только однажды Стив в автобусе крикнул: «Эй, Яйца Бенедикт, твой папаша совсем с катушек съехал?», и все засмеялись.
По вечерам я сидел с бабушкой. Она либо читала свою книгу о забастовке шахтёров, либо работала в кабинете. Я думал о конверте с маминым именем. На той неделе бабушка приезжала домой раньше меня, поэтому я не мог попасть в её кабинет. Разве только под покровом ночи, но я не хотел, чтобы бабушка меня застукала.
В те редкие дни, когда небо было чистым, я видел снег на вершинах. Я нёс вахту у окна. Лёгкий холод, нож в руке, стул подпирает дверь.
Глава 16. Велосипед
В конце второй недели, в субботу, бабушка разбудила меня стуком в дверь. Она вошла, стул упал на пол.
– Для чего это? – спросила она.
– Ммм?..
Она поставила стул и резко отдёрнула занавески.
– Уже десятый час. Я не дам тебе валяться тут весь день. Вставай.
– Ээ…
– Я не шучу, – она вышла, хлопнув дверью.
Паутины в тумане и солнечном свете. Они были везде: между растениями, на заборе, на окнах. Осень – время пауков. Толстые пятна, сбившиеся посреди больших мишеней, ждущие еду. От росы паутины блестели. Лужайка сверкала серебром. Я пошёл в сарай. У меня были планы на автобус.
В сарае стояла темнота. Я перешагнул коробки, валявшиеся на пути к моей цели – велосипеду. Глубокая корзина. Громоздкие грязевые щитки и защита передач. Руль в пятнах ржавчины. Сиденье порвано, набивка торчит наружу. Шины спущены. Я вытащил его и перевернул вверх колёсами. Принёс ведро мыльной воды, тряпки и старую зубную щётку, почистил его и смазал. Я надавил на педали. Заднее колесо закрутилось, спицы холодно блестели.
– Это твоей матери.
Бабушка стояла в дверном проёме и следила за мной.
Я вспомнил, как учился кататься на велосипеде: мамина ладонь на моей спине, мягкий толчок, шатание. Мы втроём иногда выезжали на велосипедах.
– Ну что, ты привёл его в порядок?
– Шины спущены.
Бабушка сложила руки, будто ожидая интересного зрелища.
– Мне не нужны зрители, – сказал я.
– Что? Мне интересно.
– Мне нужны насос и ремонтный набор.
Бабушка неохотно вошла в сарай. Она долго копалась там, но затем всё-таки вернулась, держа в руках длинную грязную белую трубку и маленькую жестяную коробку.
Я не мог понять, как работает насос, пока она не вытащила шланг из одного его конца.
– Он же древний!
Бабушка усмехнулась.
Вскоре она перестала следить за мной и вернулась в дом.
Наконец всё было готово. Пробоины заклеены, сиденье поднято, тормозные приводы затянуты. Синий велосипед.
Я постучал по стеклу гостиной и продемонстрировал бабушке победную улыбку. Она открыла окно и осмотрела велосипед. Потом взглянула на меня и спросила:
– Ты уже сделал домашнюю работу?
Она умела испортить момент.
– Для этого нужен интернет.
– У меня нет интернета.
– Ну, а без него я не могу ничего сделать, ба.
Она посмотрела на меня.
– Тогда я его достану.
Она со стуком закрыла окно.
Бабушка сказала, что собирается в город, чтобы отвезти что-то в пищевой банк[13]
, и спросила, не хочу ли я с ней. Я сказал, что не хочу.– Как хочешь, – сказала она.
Когда она выехала на дорогу, я пошёл в кабинет, чтобы найти конверт с маминым именем.
Мне внезапно пришло в голову, что мама – единственное, что связывало нас с бабушкой. Если бы не она, я бы никакого отношения не имел к бабушке, а бабушка ко мне.