– Это папа, – ответила она.
– В смысле?
– Он постоянно звонил в полицию. Они даже несколько раз выезжали охотиться на волка. Папа показал им свою карту, все дела. Полицейские уже прочесали лес на другой стороне горы, теперь взялись за эту.
Я молча смотрел на Дебс. Полицейские шли в тот лес, где я видел волка. И рассказал об этом Шеридану Бенедикту.
– В чём дело? Ты будто призрака увидел.
– Ни в чём.
Это всё моя вина: то, что мама и папа умерли, то, что бабушка почти умерла, теперь волк.
Над долиной заревел истребитель. Мы ждали, пока он пролетит. Острые крылья сверкали, в кокпите можно было разглядеть пилота в шлеме. За самолётом следовал громкий рёв двигателя.
Смерть. Она всегда была рядом, выискивала жертву.
Но я больше не собирался ей помогать.
Днём у меня был сеанс с Иэном. Чтобы попасть туда вовремя, я ушёл в самом начале обеденного перерыва и поехал на велосипеде на станцию. Но я думал, что мне не стоит ехать. Что на самом деле мне нужно быть с волком. Даже если он принёс смерть моей семье. Потому что он всё равно живое существо. Но я отметал эти мысли каждый раз, как они приходили мне в голову. Я должен был. Ради бабушки.
Я поднимался на холм, встав на педали и покачиваясь при каждом их повороте. Думал, как мне лучше поступить, когда услышал рык знакомого двигателя за спиной. Мимо меня пронеслась чёрная машина Дэнни Скотта. Я смотрел, пока она не скрылась из виду, и только тогда почувствовал облегчение.
Машина вернулась по другой стороне дороги, замедлилась, поравнявшись со мной, а потом взвыла, как бензопила, набирая скорость.
Я ехал вверх, покачиваясь на педалях.
Вой бензопилы послышался сзади. Машина проехала, может быть, в футе от меня. И, что ещё хуже, она затормозила через несколько ярдов, так что и мне пришлось затормозить, чтобы не врезаться в неё. А потом и вовсе остановиться.
Одной ногой я стоял на педали, другой на асфальте. Несколько секунд ничего не происходило, только музыка гремела в машине. Потом пассажирское окно опустилось, из него высунулась голова Стива Скотта.
– Здоро́во, приятель, – осклабился он. – Катаешься?
Двигатель взревел, раздался смех, машина Дэнни умчалась к вершине холма и исчезла там.
Я стоял, ждал.
Они не возвращались.
Я понял, что опоздаю к Иэну, если продолжу стоять и ждать, и поехал дальше.
Холм состоял из нескольких подъёмов, как лестница. За каждым был небольшой плоский участок, на котором дорога вела в сторону и снова вверх, с каждым подъёмом всё больше уходя в сторону от озера, и в конечном итоге выводя к магазинам и станции.
На одном из плоских участков я вновь увидел чёрную машину Дэнни Скотта. Она неслась мне навстречу.
Я слышал только своё тяжёлое дыхание, скрип цепи.
Отражения деревьев замелькали на капоте и лобовом стекле, когда машина пришла в движение. Она летела прямо на меня как ракета, набирая скорость. Я спрыгнул с велосипеда прямо перед тем, как мы столкнулись.
Громкий, чёткий щелчок, потом металлический скрежет и визг колёс.
Я лежал лицом вниз среди маленьких сине-жёлтых цветов. Когда я перевернулся на спину, над дорогой клубилось облако дыма и витал запах жжёной резины. Машина Дэнни уже была на середине спуска.
Переднее колесо моего велосипеда смялось, как бумажное.
Я бросил велосипед на цветы и пошёл. Но не вверх, к станции, а вниз. Я чувствовал мрачную сосредоточенность.
Я прошёл через проходную, под балконом, по широкому коридору. На игровой площадке я шёл прямо через стоящие там группки, чьи весёлые крики отражались от стен школы. Я прошёл насквозь через это всё.
Говорят, волки любят играть. Что их игры – когда они бросают друг друга на землю, кусают за морду или за шею – только кажутся нам жестокими. Но с людьми же всё наоборот, не так ли? То, что мы зовём играми, – на самом деле жестокость.
Подшучивание – буллинг. Игры – убийство.
Стив Скотт со своими идеально прилизанными – за исключением дурацких прядей над ушами – волосами вернулся со своих покатушек и теперь играл в Клетке.
Дверь Клетки крякнула, когда я её открыл.
Они были увлечены игрой. Шуршали подошвы. «Пасуй!» – крикнул Стив Скотт меньше, чем в десяти ярдах от двери. Он стоял боком ко мне, вытянув руки и опустив голову, ожидая какого-то поворота игры.
Он почувствовал меня, когда между нами было около ярда.
Он обернулся через плечо. Я ещё двигался. Потом двигался мой кулак. У него не было времени понять, что я делаю, поэтому последнее, что я увидел на его лице – удивление. Забавно. В нём не было ничего человеческого, скорее, животное. Чистая мысль, за которой пока не последовало ни решения, ни эмоции. Мой кулак соприкоснулся с его щекой. Она издала такой звук, какой издаёт крикетный мяч, когда его бьют битой. Стив стоял ко мне боком, и отшатнулся в сторону. Он пытался удержать равновесие, но запутался в своих же ногах и упал. Он не успел ни за что-нибудь уцепиться, ни подставить руки. Пожалуй, ему повезло, что он стоял ко мне боком. Развернись Стив ко мне лицом, он упал бы назад и ударился головой о землю. И, наверное, умер бы. Я бы его убил. А так он упал на плечо.
А я ушел.
Ничего не сказал, просто ушёл.