Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов

– Моя территория, сечёшь? – наседал мордатый. – Ты пришёл сюда, я дал тебе «добро» – воруй! Дальше – не мои проблемы. Сечёшь?

– Я отдам… – начал Амо. – Сразу, как только…

Звонко щёлкнула челюсть, голова воришки дёрнулась от зуботычины. Цилиндр отлетел и покатился по перрону.

– Ты, милчек, не сечёшь, – золотозубо усмехнулся рыхлый. – Придётся объяснить по-простому.

В руке авторитета масляно блеснул пистолет.

Водяной вышел из тени.

– Представление закончено.

– Чево-чево?

– Убери ствол.

Кабук оттеснил Амо в сторону. Нарочито медленно пригладил волосы назад, поправил воротник, прикрывающий жабры.

– Он мне должен, – ствол упёрся в грудь Водяного, узкими амбразурами щурились блёклые глазки. – Чё, лошок, стрелки на себя перевести хочешь? Ну-ну…

– Мне плевать, – пожал плечами Кабук. – На тебя. На этот город. Плевать. На богомолов и Поле – плевать. На весь этот мир, агонию моего сознания. Плевать. Но это мой мир – мой! Я – Водяной, слыхал о таком, морда?

Тощий бандит моргнул и сделал шаг назад.

– Водяной? – безразлично пожал плечами толстяк. – Да хоть земляной! Башляй и вали!

– Спрячь игрушку. – Кабук повернулся к вору. – А ты, Амо, иди…

– Хорошо, – тот бросил мимолётный взгляд на бандита, и его рот судорожно распахнулся: – А-а-а…

Блеснула вспышка, но выстрела Водяной не услышал. Тело среагировало рефлекторно. Вода, брызнув изо всех пор, моментально смёрзлась в комок вокруг пули. Большой, размером с человеческую голову кусок льда рухнул вниз и разбился на куски.

Выстрелить второй раз бандит не успел. Коснувшись пистолета, ледяная струя цапнула за жирную пятерню, перепрыгнула на грудь, облепила искажённое лицо. Секундой позже посреди перрона застыла ледяная скульптура. Немного гротескно, но сделано со вкусом.

Бандитская шестёрка, подвывая, бежала в ночь – на четвереньках.

Кабук брезгливо стряхнул осевшую на плечо ледяную пыль, клубившуюся в воздухе вокруг статуи.

– С-с-спасибо, – дрожащим голосом произнёс Амо.

– Пойдём, – сказал Водяной.

Возле площади Фонарей они остановили такси.

– Проведёшь ночь в палате Айвы. Говори с ней, всё время говори. Возьми у медсестры какую-нибудь книгу и читай вслух.

– У меня туго с грамотой, – сконфузился Амо.

– Тогда рассказывай, вспоминай. Только чтобы без воровских баек, слышишь?

– А сказки можно? Я много знаю.

– Можно. Я сменю тебя, как освобожусь.

Свернув с проспекта Веры, машина притормозила на светофоре.

– Что там у тебя, – поинтересовался вор, – в пакете?

Кабук с недоумением взглянул на свёрток с картиной, который, прижимая к телу, нёс от самого музея. Вещь словно успела стать частью его тела.

– Призрак, Амо. Призрак новой жизни…

Оставшуюся дорогу он молчал.

Дома, открыв оба крана, Водяной разделся и долго ждал перед треснувшим зеркалом, пока уровень ржавчины медленно полз вверх по грязноватым стенкам ванны. Закрыв воду, он с головой погрузился в родную стихию, закрыл глаза и уснул.

*

Слева и справа благоухало цветами Поле. С Картиной, завёрнутой в ткань, он ступил на тропинку. В самом начале пути пришлось остановиться, чтобы убить двух атаковавших его богомолов. Через сотню метров – ещё одного…

Тысячи цветов, которые так любила (Любит! Любит! Любит!) она. Айва. Декорации постоянно меняются: небо, солнце и звёзды, цветы, имена, друзья, враги… Остаётся надежда, что можно сохранить главное – чувства, которые придают всему этому смысл.

Надежда. Если не вернуться, то вернуть.

Он больше никуда не бежит. Создать идеальный мир не получится. Но можно стремиться – оберегать и преумножать, искать и создавать в том, где ты уже есть.

Поплутав, он вышел на небольшую поляну с фиолетовой травой, над которой тянулись к зеленоватому небу свежие бутоны и янтарные соцветия растений. Из зарослей прыгнул огромный богомол. Водяной ударил струёй кипятка, тело мутанта лопнуло, ядовитой моросью рассыпалось в воздухе.

Он протянул руку, погладил бутоны, и под ладонью начали раскрываться новые, невиданные в этом мире цветы.

«Ромашки… Васильки… Одуванчики…» – беззвучно шептали губы, а память подсказывала, казалось, давно забытые имена, образы, чувства. Перебирая сотни, тысячи сочетаний, складывая мозаику свежего мира, единственный выход из которого – спасти Айву. Перекраивать ткать внутреннего бытия, пока Айва не откроет глаза. Но сначала…

Водяной снял ткань и положил Картину на колени. Всё, что нужно – остановить ветвление миров. Собрать их на едином холсте.

Он смотрел на Картину, и она приняла его.

Крысота

Дверь мне открыла Света. Как всегда в одном из нарядов плохого настроения; менялись только оттенки. Она хмуро кивнула, крикнула «Денис!» и ушла в спальню.

– Кум, заползай! – прилетело из кухни, и я стал разуваться.