Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов

– Потом подрос?

– Колумбиец какой-то сыскался, на четыре сантиметра короче.

Первый подгрёб уплывающую тортилью удлинённой ложкой, ухватил щепотью за край и принялся украшать томатным соусом. Абстрактный экспрессионизм кулинарных масштабов.

– Это ты в Сети ищешь? – спросил он, сплющивая шов пакета.

– Вот ещё, – буркнули сверху. – Так любой горазд… Проверочные цифры, тут про низкоросликов целая статья во вкладке. При рождении Пинпин был размером с ладонь взрослого человека…

– Угу.

Фарш и лепёшка столкнулись в воздухе. Бортинженер удовлетворённо кивнул, схватил слипшуюся конструкцию и потянулся к следующей упаковке. С сыром пришлось повозиться: топить ложкой, вдавливать в фарш, ловить разлетающиеся кисло-молочные метеориты. Наконец он стал заворачивать края, алчно поглядывая на бутылку с газировкой.

Командир опустился к полу с противоположной стороны отсека. Он был на голову выше Первого. Это ощущалось даже в условиях микрогравитации. Превосходство – оно и в космосе превосходство. Бедняга Хэ Пинпин понял бы. Оранжевая футболка командира задралась до пупка, пыталась уползти выше. С первого дня экспедиции он не заправлял непослушную в невесомости одежду, соревнуясь в упорстве с водой, точащей камень. Под мышками и у воротника – тёмные пятна.

– Четыре цифры по вертикали: год рождения Черчилля…

Вдруг командир как-то напрягся, напружинился. Опустил планшет, взглянул на Первого с упрёком. Дождался, пока рука бортинженера отбуксирует ото рта фаршированную лепёшку. Перегодил ещё секунду-другую.

Первый сдался. На нём были трусы-боксёры и майка-алкоголичка недельной свежести. И три чистых комплекта в запасе, в уме. На орбитальных станциях стиральных машин не водится. Нагромождение этих нюансов выбивало бортинженера из колеи. Он не привык играть в гляделки в нижнем белье. Тем более с командиром.

– Чего?

– Ты что там сказал, а? Какая Сеть? Думай, что говоришь…

– А?

– Интернет… Спросил, не в Сети ли я копаю ответы. Какой Интернет, к чертям?.. теперь-то…

Первый с тоской проводил взглядом уплывающий кусочек фарша, недосягаемый и коварный – придётся потом покорпеть над воздушным фильтром. Давно пора, подумал он. Почистить засранца. Кто из нас съел больше буррито?

– Ты что? Договорились же…

Командир пошарил рукой по переборке с пищевыми пакетами, сломано вздохнул.

– Устал я. Устал… Пойду к медвежатам.

*

Международная космическая станция металлической стрекозой плыла по околоземной орбите. Первому вспомнились строчки из стихотворения, полученного на e-mail две недели назад. От читателя его блога, космического дневника.

МКС, распластав свои крылья,

Кружит вальсом привычных витков.

Он повторил их про себя. Как мантру. Хорошие стихи. Командиру тоже понравились. Второму? Кто его знает. Как был молчуном, так и остался. Особенно теперь. Колдует со своими свечками круглые сутки…

Три последних дня командир ночевал в многофункциональном лабораторном модуле. Возился с медвежатами. Играл с внешним манипулятором. Бред, конечно… но бортинженеру вторую ночь подряд слышалось клацанье и скрежет за бортом «Звезды», служебного модуля.

Первый пересёк гермоадаптер и попал в лабораторный модуль. Командир сидел в пятне белого света. Пристёгнутый к стулу, он сгорбился над столом, будто застреленный в затылок.

Медвежатами командир называл тихоходок. Kleiner Wasserbär, маленький водяной медведь. Так в восемнадцатом веке описал представителя беспозвоночных микроорганизмов пастор Гёце. Приятного в облике восьмипалых медвежат – через окуляр микроскопа – мало, борьба за звание «домашнего любимца» весьма сомнительна.

Тихоходки квартировали в контейнерах, похожих на соты, по правую руку от командира. Счастливчики резвились под стёклышком микроскопа. Первый мог прочесть часовую лекцию о водяных медвежатах: набрался от командира, который лекциями о них думал.

Распространены от Гималаев до морских глубин благодаря микроскопической комплекции и стойкости к дрянным условиям. Отметились в горячих источниках, на дне океана, во льдах. Пассивно расселяются по планете, оседлав ветер, воду или животных. Терпят по десять лет без воды, живут в жидком гелии и кипятке, переносят колоссальные дозы радиации, чихают на огромные давления, и вот – добрались до открытого космоса! Эта поразительная выносливость не могла не привлечь исследователей. Как только уровень жизни вокруг падает ниже среднего, тихоходки впадают в состояние анабиоза. Ангидробиоз. Высушивание, другим словом. Втягивают в тело конечности, уменьшаются в объёме и покрываются восковой плёнкой. А едва условия налаживаются – живенько приходят в себя.

– А. Это ты, – сказал командир. Не обернулся.

Бортинженер зачем-то кивнул в сутулую спину. Заплыл слева.

– Малыши тоскуют по свежему мху, – командир тяжело вздохнул.