Дорога запустения

– Тебе надо баллотироваться самой, – предложил ей Мохандас Джи, – ты столько знаешь о том, чего хотят люди. – Она отказалась. Тогда. Якобы самоотверженность. На деле – честолюбие. Ее время придет на мировых выборах через два года. В промежутке она стала молотом, а программа – наковальней, на которой выковывалась Новая Партия. Ярый дух реформ привел к кадровой чистке. Утвердили новую Коллегию Выборщиков, и немало пожилых реакционеров («профессиональные политики», обличала Марья Кинсана) по итогам местного тайного голосования не нашли себя в списках кандидатов. Но по головам Марья Кинсана не шла. Никто и никогда не должен разоблачить суть ее лицемерия: будучи хулительницей профессионализма, она старательно прививала миру политики целое новое измерение этого самого профессионализма. Слишком многие политические светила обладали властью ее уничтожить.

Макнув хлеб в уху, она стала наблюдать за рыболовецкой флотилией, возившейся с сетями и парусами у пирсов вдоль Океанского бульвара. Годы и десятилетки. На этих выборах она удовлетворится постом советника. Еще через три года придет время, и она вкусит славы в качестве главы партии. Чайки, пререкаясь, кружили над открытыми люками рыболовецких судов. Годы и десятилетки. Политика похожа на море. Программа партии – сеть, простолюдины – улов, а сама она – рыбак на траулере.

Раано Туриннен тяжело уселся напротив нее.

– Как вам обед, мисс К.?

– Как у вас водится, Раани, отменный.

– Ну отлично. Через пять минут вы на радио, хотите, послушаем.

– Терпеть не могу предвыборные передачи. Я на них блею, как лама. Не будем портить ничей аппетит. Пойдете завтра голосовать?

– Конечно. За вас, мисс К. –   Раани, я вас умоляю. Тайна голосования – ваше конституционное право.

– О таком мне и рассказать нестыдно. Вот если кто со мной не согласен, может выметаться из ресторана.

– Демократические права, Раани, вы же знаете. Мы все вольны придерживаться любого мнения.

– Не в моем ресторане. Вот сегодня – приперлись два молокососа со значками Армии Всея Земли, стали раздавать флаеры, да? Такого я в ресторане не потерплю – сразу вышвырнул обоих. Вышло некрасиво, пришлось пару раз заехать им в торец. С ними была девка, так она пыталась выцарапать мне глаза, да? Я не знаю насчет ихней Армии Всея Земли, мисс К., ну то есть, мнения – это одно, а убивать, бомбить… ну, что-то с ними надо сделать, нет? Вы же сделаете что-то с этой ихней Армией Всея Земли, нет, мисс Кинсана? Вот я даже чуть струхнул: что, если они придут и спалят ресторан, я слыхал, они это могут. Вы же с ними что-то сделаете, мисс К.? Их надо остановить, у них крыша поехала, и эта их музыка – она не для детских ушей. Дети от нее звереют. Я в ресторане такого не допущу… Когда вас выберут, вы их остановите, я знаю.

– Остановлю, – сказала Марья Кинсана. – Даю слово. – Потом радио объявило, что сейчас будет политическая передача, от лица Новой Партии выступит мисс Марья Кинсана, и, пока играла музыка, она спросила себя, сколько еще политических обещаний выполнит столь же бескомпромиссно, как обещание уничтожить Армию Всея Земли.

Глава 38

Теперь, когда деревья стали большими и давали красивую тень, дедуля Аран проводил в саду все больше и больше времени. Ему нравилось размышлять о прошедшем. Он думал о своем детстве на Томпсоновских Водопадах, он думал о первой жене, Евгении, он думал о детстве сына и детстве сына сына. Он думал о приемной дочери, что стала диким, лютым ребенком, он думал о внучке, что против воли стала божеством, и внуке, Величайшем Снукеристе За Всю Историю Вселенной. Увидятся они еще или нет? Он думал о том, о чем думаешь, когда стукнуло сорок пять. И когда он об этом думал, ему нравилось, чтобы обед приносили прямо в сад, тогда он мог поесть в спокойствии, и никто не тревожил его воспоминаний, и Матушке приходилось один или два раза выходить в сумерках и возвращать его домой.

– Надо открыть сад для людей, – говорил Раэль Манделья, не забывавший о тугих карманах паломников, что стекались к его дочери. – Безмятежный Сад Серой Госпожи. Двадцать центаво за вход. – Не так давно Бедные Дети Непорочной Конструкции повадились звать ее Серой Госпожой.

– Не будет этого, – сказал дедуля Аран. – Это мой сад, для личного приватного пользования, для моей жены, меня и гостей, которых я решу пригласить. – Чтобы подчеркнуть приватность, он нанял ватагу отчаянно обнищалых Бедных Детей из бидонвиля, он же Град Веры, окружавший большую серую базилику, и заплатил им, чтобы они обнесли сад стеной. Довольный их усердием, он соорудил ворота, которые запирал на крепкий висячий замок, и один ключ клал в карман, а другой, на длинной золотой цепочке, повесил на шею жены.