Дорога запустения

Лимааль Манделья не сказал ни слова, только стоял, шаркая ногой по пыльной плитке. Потом быстро поцеловал мать в щеку, развернулся на каблуках, выскочил из дома, пробежал мимо расстроенной женщины и папарацци в шелковичных ветвях, пробежал через кухню, мимо перепуганной жены и сыновей, выбежал в ночь, оглашаемую ревом тяжелой строительной машинерии. Он двигался с мрачной решимостью, игнорируя вопли рабочих, которые его узнавали и восхваляли, и вскоре оказался в разросшемся саду, окружавшем пещерный дом д-ра Алимантандо. Дверь вышибли, в прихожей пыльно и пахнет. Ожившие световые панели согнали с потолочных насестов летучих мышей.

Где-то здесь должен быть ключ к недовольству, раздражительности, дурному настроению, беспокойству. Ребенком Лимааль Манделья верил, что д-р Алимантандо исписал стены всеми человеческими премудростями; теперь ему нужна была любая цель, чтобы применить к ней свой рационализм. Он стоял перед шеренгами хронодинамической иероглифики и улыбался все шире и шире. В нем зажегся свет. Пусть он уже не Величайший Снукерист За Всю Историю Вселенной, но перед ним был ключ к тому, чтобы стать Властелином Пространства и Времени. Вот она, жизнь, полная тайн, достижений, провалов и триумфов.

– Па? – Голосок его испугал. – Па, тебе нехорошо? – Раэль-мл.: пять лет – и уже проклят семейным проклятием. Лимааль Манделья потрепал сына по голове.

– Все в порядке. Просто с тех пор, как мы приехали, я не понимал, чего хочу от жизни.

– Я знаю. Ты несся, как бумажный глайдер на ветру.

Неужели он настолько разучился скрывать злость?

– Ну, все уже в прошлом. Раэль, твой отец будет Джентльменом Науки и Знания, как д-р Алимантандо в тех историях, которые я тебе рассказывал об этом доме. Смотри… – Отец и сын опустились на колени, чтобы рассмотреть выцветшие каракули. – Здесь все и началось. – Лимааль Манделья стал распутывать вилявшую по стенам цепь умозаключений, а Раэль-мл. следовал за ним, пускаясь в годы распутывания цепи, что вела в центр потолка в погодном кабинете д-ра Алимантандо.

Глава 40

– Узрите! – закричал Кадиллак Духновенный под хи– рургическими лампами, мерцавшими на его стальной черепушке. – Первое полное умерщвление! – Хирурги, медсестры, протезисты преклонили колени, воздев руки в благоговении. Таасмин Манделья отступила от металлической штуки на операционном столе. Ее коробило.

Под пластиковым кожухом пульсировал усеянный электромеханическими датчиками мозг. Возбудился нейрон, дернулся датчик, поднялась металлическая рука, разжались, чтобы схватить воздух, металлические пальцы.

– Слава, слава, слава! – завизжали хирурги-медсестры-протезисты.

– Уберите это от меня, – пробормотала Таасмин Манделья. – Меня от него тошнит.

Кадиллак Духновенный моментально подскочил к ней, увещевая вкрадчивым шепотом:

– О Госпожа, какой успех – первое полное умерщвление! Соделалась плоть металлом. Се священный миг!

От неприкрытой зависти в его голосе Таасмин Манделью перекорежило. Штука открыла металлический затвор-веко и наставила на нее стальное глазное яблоко. Гладкий стальной шарик рассекали три черных щели. Открылся рот, и штука блеванула булькающей белибердой. Попыталась сесть, обнять Пророчицу.

– Убейте, убейте эту гадость, уберите ее от меня! – закричала Госпожа Таасмин. Полное Умерщвление село на столе. Его сотряс спазм. Кибербелиберда стала визгом, скрежетанием металла о металл. С дрожащих губ сочилось масло; хирурги-медсестры-протезисты вскочили с колен и скакнули к столу. Полное Умерщвление забилось в корчах, заизвивалось и рухнуло со скрежетом ломающихся шестеренок. В смятении выскользнув из операционной, Таасмин Манделья побежала по пустым антисептическим коридорам и иссушенным солнцем галереям, шурша платьем с микросхемным узором.

В сумраке она медитировала в песчаном саду, когда услышала пение. Машинные мантры Бедных Детей, мешавшиеся с хриплыми воплями населения, серебряным перезвоном коснулись краешка ее восприятия и вытащили обратно в мир людей. Тревогам нет конца. Она потянулась, прогнула спину дугой, невзирая на кряхтение выточенной под ее формы медитационной скамейки. Через минуту постучится Кадиллак Духновенный, станет взывать к ее чувству долга. Она оставила скамейку, пошла к себе, натянула полукомби. Кадиллак Духновенный находил ее наготу бездуховной и угнетающей.

К стуку готова.

– Что такое?

– Проблема, о Госпожа. Бедные Дети…

– Я слышала.

– Думаю, Госпожа, вам лучше еще и посмотреть. – Кадиллак Духновенный вел ее иссушенными солнцем галереями, которые возвращали дневную жару небесам.

– Как прошел ваш… эксперимент? – Таасмин не могла скрыть дрожь в голосе, и Кадиллак Духновенный ее явно услышал, потому что ответил:

– При всем уважении, вам нельзя хулить труд ученых – они стараются довести до совершенства новое человечество, человека будущего. Увы, в данном случае система пациента отказала, однако храбрость и вера наверняка обеспечили ему немедленное свидание с Великим Инженером.

Кадиллак Духновенный распахнул вычурно узорную дверь – выход на улицу. Пение и ликование нарастали.

– Что происходит?