Дорога запустения

Но назавтра в то же время она стояла на койке, и вспышечка гнева Фигли так ее позабавила, что она, закрыв глаза, высосала из пальца прелестную длинную фантазию о первом годе боевой службы в Армии Всея Земли – феерию перестрелок, бомбежек, засад, ограблений банков, похищений, убийств и всяческих зверств в местах с благозвучными именами типа Джатный Кряж, Водогрейная Долина, Нарамангская Равнина и Хромиумвилль. А когда Фигли убрался и Арни Тенебрия сидела на койке, играя в веревочку на пальцах (за веревочку сошли шнурки), она вспомнила, как кровь комгруппы Уэ Линя текла по ее рукам в слякотный окоп у Суевер-Горы. Вспомнила, как, перепачкав руки его смертью, оторвала взгляд от красной слякоти и увидела Черную Горную Милицию, как та приближалась, ближе-ближе-ближе, с широко-широко разинутыми ртами. Вспомнила страх, пахший кровью на ее руках и дерьмом в ее штанах, и как она обезумела от этого страх, от его воя, и наконец схватила МЦБО, и орала, и палила, и орала, и палила, пока страх не исчез и не стало тихо. Повышения она не хотела. В бумаге значилась «Отвага в условиях численного превосходства противника», но она-то знала, что стреляла от страха. Лишь месяцы спустя она узнала, что первая атака Пасхала О’Хэра, вооружившегося П-индукторами, индукторами поля, удалась на славу, и, стало быть, так он ее отблагодарил – новым званием. Субмайор Второзаконной дивизии. Играя в веревочку в камере Чепсенитского Регионального Исправительного Учреждения, она не смогла вспомнить, что сделала с медалью.

На третий день Фигли явился вновь, с кассетами и блокнотами. Арни Тенебрия сидела на койке.

– Не смо́трите, э, в окно? – Какой хилый закос под сарказм.

– Пока не увидела то, что высматриваю. – Она решила, что сегодня будет говорить только правду и ничего, кроме правды. Ложь не радует, если ты одна знаешь, что это ложь. – Сегодня, Фигли, я хочу рассказать вам о набеге на космобадскую систему управления посадкой. Вам хватит кассет? А бумаги? Батарейки не сядут? Я не хочу, чтобы вы пропустили хоть слово. – Она прислонилась к стене, закрыла глаза и стала рассказывать.

– Пришел приказ регионального командования: масштабное наступление во время выборов планетарной ассамблеи. После битвы при Смитовой Лачужке несколько командных звеньев Второзаконной дивизии выбыли из строя… у нас еще не было ПИшек… и меня поставили во главе пятой и шестой бригад. Новых воружений нам не дали, и мы думали, то есть я думала, что наша цель – низкого приоритета, система управления посадкой Космобада. Они там вели «Небоколы», ну, «Небесные Колеса», по сигналу, и грохни мы РЛС наведения, ни один челнок у Белладонны уже не сел бы. Мы синхронизировались с другими силами нашего сектора и выступили на позицию у Космобада.

Атаку искусно спланировали и безупречно провели. В двенадцать двенадцать 65 радиолокационных маяков были подорваны минами, а компьютер наведения сведен с ума поисково-ударной программой, купленной у Достойных Семейств. Все коммуникации «земля-орбита» в Белладоннском секторе посадки были безнадежно рандомизированы. Это было красиво, и не красотой желтых взрывов и рушащихся башен, а интеллектуальной, внутренней красотой верно решенной задачи. Взводные доложили: основные цели устранены. Арни Тенебрия приказала отступать и рассеиваться. Ее армейская группа, Группа 27, отошла к городку Кларксград и напоролась на роты «А» и «Б» Добровольцев Нового Мерионедда, проводившие в том районе маневры. Перестрелка была коротка и кровава. Арни Тенебрия помнила, что за всю недолгую стычку не сделала ни единого выстрела. Она была слишком ошарашена своей же глупостью, тем, что не проверила, есть ли в регионе другие войска, даже не подняла МЦБО. Группа 27 понесла 82-процентные потери прежде, чем субмайор Тенебрия капитулировала.

– В следующий раз буду проводить разведку лично, – сказала субмайор Тенебрия.

– Только, э, следующий раз вряд ли будет.

– Неважно. В общем, Группу 27 стерли с лица земли, а я теперь живу в Чепсенитском Региональном Исправительном Учреждении, разговариваю с вами, Фигли, и сообщаю вам, что на сегодня ваше время вышло. О чем хотите побеседовать завтра?

Фигли пожал плечами.

Ночью субмайор Тенебрия лежала в пятне разбитого решеткой звездного света и теребила пальцами кусок шнурка. В голове у нее перекатывались звездно-светлые мысли о страхе и презрении. После того утра, когда она покинула Дорогу Запустения верхом на мотовездеходе инженера Чандрасекара, дня не проходило, чтобы она в страхе не просыпалась и в страхе не засыпала. Страх стал ее воздухом, ее дыханием. Страх приходил глубокими и короткими вздохами, как поносный ужас окопа «Чарли», когда Уэ Линь истекал кровью между ее пальцами, или пристальный распознающий взгляд в небо при шуме авиадвигателя. Арни Тенебрия наматывала шнурок на пальцы, снова, и снова, и снова, и боялась. Страх. Либо она использовала страх, либо он ее.