Дорога запустения

Танцующие пальцы застыли. Эта мысль поразила ее неодолимой бездной божественного закона. Она высветила священными лучами никчемность Арни Тенебрии. До сих пор страх использовал ее, навязывая непригодность, провал, презрение и смерть. Теперь, с момента наматывания шнурка, она будет использовать страх. Она будет использовать его, потому что боится, что он использует ее. Она станет страшнее, яростнее, злее, успешнее, чем все командиры Армии Всея Земли до нее; одно ее имя станет проклятьем страха и презрения. Ее будут страшиться нерожденные дети, с ее именем на устах будут умирать мертвецы, потому что либо она использует страх, либо он ее.

Долго лежала она той ночью, не засыпая, размышляя, в поделенном на квадраты звездном свете.

На четвертый день, в одиннадцать двенадцать, Группа 19 Второзаконной дивизии Армии Всея Земли штурмом взяла Чепсенитское Региональное Исправительное Учреждение, ликвидировала охранников, освободила заключенных и спасла субмайора Арни Тенебрию. Когда Арни Тенебрия застегивала пояс с новым комплексом П-индукторов, который спасители привезли с собой и благодаря которому случился побег, в проем филином-извращенцем впрыгнул маленький молодой очкарик, размахивая огромным длинноствольным пистолетом с Пресни-реактором; было ясно, что пользоваться пистолетом он не умеет.

– Стоять, э, на месте, не, э, двигаться, вы все, э, арестованы.

– Ах, Фигли, ну фиг ли быть таким тупым? – сказала Арни Тенебрия и вышибла ему мозг через затылок коротким разрядом ПИшки. Отступая, Группа 19 сожгла Чепсенитское Региональное Исправительное Учреждение и умчалась по уныло-бурому Стампосу под клубящимся над ним уныло-бурым дымом.

Глава 42

Во тьме их будто ветром сдуло: людей, дома, большие желтые машины – всё, всё испарилось. Той ночью случилась страшнейшая на памяти старожилов буря, и братья лежали в постелях, ощущая восхитительный трепет жуткости всякий раз, когда молнии бросали на стену огромные синие тени и гром рокотал звучно и долго, будто рождался здесь же, в этой самой комнате, в этой самой постели. Братья не помнили, как провалились в сон, но все-таки провалились, потому что в следующий миг мать отдергивала шторы, впуская в комнату особенные солнечные лучики, какие бывают только после страшных бурь: ясные, и яркие, и чистые, точно выстиранные. Братья выскочили из постели в свои одежки и прыгнули через завтрак в выстиранное утро.

– Тишина, нет? – спросил Каан. Уши, привыкшие к месяцам, годам грохота круглосуточных работ, пугались тишины.

– Не слышу, чтоб они строили, – сказал Раэль-мл. – Почему они не строят? – Мальчишки поспешили к выемке, которую вырыли под проволочным ограждением, чтобы играть на крутейшей из игровых площадок – стройплощадке. Стоя у ограждения, они смотрели на пустоту.

– Ушли! – закричал Каан. Ни единого выравнивателя, бетонораздатчика и башенного крана, ни времянки, ни общаги, ни столовки, ни клуба, ни одного сварщика, каменщика и облицовщика, ни тебе бригадира, прораба, крановщика или грузчика; ни души. Словно буря всосала их всех в небо безвозвратно. Раэль-мл. и его младший брат перекатились под проволокой и стали изучать новый и пустой мир.

Опасливо ступали они по тенистым улицам между колоссальными контрфорсами сталеконвертеров. Вздрагивали, едва заслышав карканье пустынной птицы и завидев искаженное отражение самих себя в джунглях металлических труб. Но заброшенность строительства делалась все яснее, а мальчики – бесстрашнее.

– Йиихии! – крикнул Каан Манделья, сложив ладони рупором.

– ЙИИХИИ ЙИИхии Йиихии йиихии… – откликнулось эхо в золоотстойниках и рудных конвейерах.

– Гляди! – позвал Раэль-мл. За нависающим хаосом водоводов и воздуховодов аккуратными шеренгами стояли двести самосвалов. Неугомонными обезьянками мальчики забирались на ярко-желтые грузовики, ползали по ним, качались на дверных ручках и подножках, съезжали по плечам манипуляторов в ковши, такие большие, что в них могла уместиться вся гасиенда Манделий. Задор увлек их от самосвалов к подъемным кранам и строительным лесам, и они сыграли в опасные трехмерные салки среди труб и каналов фильтровальной системы. Вися на одной руке, дрожа всем телом и едва не срываясь в ковш задненависного погрузчика, Каан Манделья издал ликующий вопль:

– Раэль! Вау! Гляди! Поезда!

Гимнастические джунгли промышленной химии были моментально брошены ради двенадцати застывших поездов. Таких исследователи еще не видали: каждый состав больше километра длиной, а везет его запряженная цугом двойка локомотивов класса 88 «Вифлеем-Арес Ж/Д». Дремлющая мощь, замурованная в остановленных токамаках, повергла мальчишек в благоговейное молчание. Раэль-мл. осторожно положил ладонь на одного исполина.

– Холодный, – сказал он. – Выключен. – На седьмой день рождения дедушка подарил ему книгу о поездах.