Дорога жизни

Если бы поверхность земли была ровной, как теннисный стол или гладь спокойного озера, то выдерживать такую высоту было бы легко. Однако на пути вертолета постоянно встречаются холмы и взгорки, высокие деревья и искусственные препятствия в виде зданий, линий электропередачи, заводских труб, вышек. Все эти моменты нужно своевременно отслеживать, менять курс и траекторию полета.

За получасовую прогулку на предельно малой высоте пилот теряет в весе до одного килограмма. Количество нервных клеток, погибших за это время, увы, никто никогда не считал. Это первое.

Во-вторых, подобные полеты, как правило, выполняются на скоростях, близких к максимальным. Своевременно фиксировать складки местности и препятствия, внезапно появляющиеся впереди, крайне сложно. А если к тому же пошаливает погодка, и видимость составляет всего полторы-две тысячи метров, то задача усложняется в разы.

В-третьих, в боевой обстановке экипаж должен следить не только за высотой и рельефом. Не успеешь опомниться, как из неприметного буерака полоснет очередь из крупнокалиберного пулемета или вылетит ракета. Потому пилотам приходится вращать головами во все стороны и только вполглаза посматривать вперед и на приборы.

Наконец, четвертое и последнее – это страх. Да, без него тоже не обходится. Первые полеты на предельно малых высотах всегда сопровождаются немалым испугом. С годами, по мере приобретения опыта и уверенности, это чувство притупляется, но не исчезает полностью.

Оно и не должно атрофироваться, ибо является нормальной человеческой реакцией на опасность. В реальной боевой обстановке, когда противник может с любой удобной точки расстрелять твою машину, страх только помогает сохранить жизнь экипажа, сберечь вертушку и выполнить задачу, поставленную командованием.

В двадцати километрах от Румана группа из трех вертушек воссоединилась и взяла курс на Эр-Сабах.

– Двести шестой, я триста пятнадцатый. Ты как? – поинтересовался ведущий пары «Ми-24».

– Хреново, – очень конкретно ответил командир «восьмерки».

– Что у тебя?

– Техник ранен. Борт получил несколько пробоин. Падает давление масла в левом движке.

– До точки дойдешь?

– Надеюсь.

– Двести пятьдесят потянешь?

– Нет. Иду практически на одном движке. Сто восемьдесят – это максимум.

– Понял. Сопровождаем тебя на ста восьмидесяти.

Бортача с уцелевшей «восьмерки» зацепило осколком фугасного снаряда. Кусок металла распорол кожу на шее и щеке, но к счастью, не задел аорту. Крови тот потерял немало, но после оказания экстренной помощи лежал в грузовой кабине на брезентовых чехлах и чувствовал себя удовлетворительно.

Его рабочее место занял спасенный бортовой техник, сорокапятилетний мужик, к которому на аэродроме все обращались уважительно, по отчеству. Мол, Федорыч. Вид у него после череды приключений был невозмутимый, будто он и не прыгал на старости лет с парашютом, не открывал принудительно купол, не шмякался об землю и не отстреливался от напиравших духов. Этот человек спокойно сидел на своем штатном месте между пилотами и поглядывал на показания приборов. Он куда более переживал за подраненный левый двигатель, чем за собственное состояние.

Экипаж уцелевшей «восьмерки» был опытный и слетанный. Поэтому ведущий группы, солидный подполковник, не вмешивался в их действия. Он сидел в грузовой кабине рядом со своим вторым пилотом и прокручивал в памяти недавнюю посадку на горящем вертолете.

Признаться, подполковник до конца не верил в то, что сможет это сделать. На высоте сорока метров дыма в пилотской кабине накопилось столько, что не видно было приборов. Не помогали даже блистеры, полностью сдвинутые назад. Дышалось в такой атмосфере через раз. Оба пилота кашляли, плевались и постоянно вытирали слезящиеся глаза. Зато когда они спрыгнули из вертушки на землю и отбежали в сторону, чистый воздух показался им сладким и пьянящим.

– Хлебни, командир, – сказал молодой капитан, правый летчик, и легонько пихнул его в бок.

Подполковник принял фляжку с отвинченной крышкой и сделал пару глотков водки, теплой, но русской. Закусывать или занюхивать рукавом не требовалось. Его организм принял алкоголь словно обычную пресную воду.

– Скоро Эр-Сабах, – сказал он, вздохнул и возвратил фляжку капитану. – Если бы мы сейчас оказались на базе, напился бы, ей-богу. В зюзю.

– И я с тобой заодно, – сказал правый пилот и улыбнулся.

Подполковник хлопнул его по плечу, хмыкнул и проговорил:

– Думаю, больше всех сейчас хочет выпить Федорыч.

– Это точно. А посадку ты выполнил классно. До сих пор не могу поверить, что сели и даже не покалечились. Вернемся в Хмеймим – организую для экипажа стол с хорошей выпивкой и мировой закуской.

– Ловлю на слове.

Спустя несколько минут «Ми-8» совершил посадку на западной окраине Эр-Сабаха. Барахливший движок с горем пополам выдавал минимальную мощность. Вертушка прокатилась по относительно ровному полю, загасила скорость, развернулась, подрулила к палаткам, стоявшим на краю площадки, и остановилась. Двигатели смолкли, винты стали терять обороты.

Следом за «Ми-8» на поле опустились и два «Ми-24».