И она здесь, чтобы напомнить нам, что бороться и падать – это нормально.
Потому что без этого… как бы вы смогли летать?
– Итак, скажи мне, Лав, – спросил папа, когда я уставилась на своего нового друга с глазами-бусинками. – Каким человеком ты хочешь стать в жизни? Бабочкой? – Он помедлил. – Или гусеницей?
За два года работы в школе Истона я поняла три вещи.
Я знала, что Люсиль в плохом настроении, с того момента, как переступила порог библиотеки двадцать минут назад. У нее такие безумные глаза – такие бывают у нее, когда кто-то ее злит.
Я ставлю на спортсменов.
Ничто так не выводит старую добрую Люси из себя, как «панки» из Истона. Я не могу сказать, что они сделали, чтобы заслужить такой гнев, но точно знаю, что каждый раз, когда она сталкивается с одним из них, я становлюсь ее эмоциональной грушей для битья до конца недели.
Обычно я могу это вынести, но сейчас я не в настроении слушать ее монолог
Особенно после сообщения, которое я только что получила.
Мой телефон пикнул от сообщения Зака, как раз когда я выходила с шестого урока.
Зак
Страница 31.
Сначала я растерялась.
Потом вспомнила разговор, который у нас был в субботу. Он рассказал, где найти его первое признание.
– Видела бы ты этих бездельников здесь ранее. Кучка нарушителей спокойствия, – шикает Люсиль себе под нос. – По мне, так их вообще нельзя пускать в библиотеку. Непохоже, что кто-то из них хоть раз в жизни добровольно читал книгу. Им просто нужно продолжать играть в свою дурацкую игру.
Я киваю в такт ее рассказу, беру случайную книгу из стопки возвращенных, чтобы проверить нашу алфавитную систему и поставить ее на место.
«Шестой проход» – значится на экране.
Идеально. Я просто положу этот роман обратно и украдкой взгляну на сборник стихов, когда она отвернется. Уверенная в своем плане, я подхожу к шестому проходу и втискиваю книгу на полку справа, пока Люсиль продолжает жаловаться.
– Но это еще не все, – Люсиль горько смеется, сдвинутые брови добавляют морщин на ее нахмуренном лбу. – Этот Эмери постоянно приходит за книгой стихов Эмили Дикинсон во время обеда. Стихов! Ты можешь в это поверить? Держу пари, он думает, что он уморительный. Эти дети – позор, скажу я тебе.
Каждый волосок на моем теле встает дыбом.
Я прокручиваю в голове слова Люсиль – осознание того, что она только что сказала, погружается в меня, как якорь весом в тридцать тысяч фунтов.
Неужели она только что…
А еще его второе имя. И все то, что он сказал о лучшем друге, который трахает его бывшую… Как раз тогда, когда Диа узнала об измене Финна. Стоп, Финн трахнул Бри? Нет, это была не Бри. Диа сказала, что это была какая-то случайная девушка.
– П-правда? – кажется, я не могу скрыть дрожь в своем голосе.
– Правда. Я должна проверить книгу на случай, если он спрятал в ней наркотики или что там делают панки вроде него.
Люсиль огибает стойку, ее намерения столь же чисты, сколь и ужасны. Она думает, что он использовал книгу для какой-то сделки с наркотиками.
– Я посмотрю, – я поднимаю руку, останавливая ее.
– Ты уверена? – она замедляет шаг.
– Не глупи. Я уже здесь, я сделаю это.
– Ну ладно, – Люсиль, ничего не подозревая, кивает, но не отходит к стойке регистрации. Я иду по проходу, беру книгу стихов с нижней полки и сразу открываю тридцать первую страницу.
Признание именно там, где он сказал.
Написано на стикере.
Я сдерживаю неуместную усмешку, прекрасно понимая, что Люсиль, словно ястреб, наблюдает за мной, и наклоняюсь вправо, чтобы она не заметила, как я вынимаю стикер из книги и засовываю его в карман.
– Ну что там? – нетерпеливо спрашивает Люсиль.
– Ничего. Похоже, он искренне любит поэзию, – соврала я сквозь зубы и пошла обратно к стойке регистрации, чтобы продолжить разбирать стопку возвращенных книг, как будто ничего не произошло.
Как будто ничего не изменилось.
Как будто я не нарушила наш договор об анонимности.
Я ненавижу это.
Я ненавижу это больше, чем могу выразить словами.
Но от правды не убежишь.