Дорогая миссис Бёрд…

Идти на смену в пожарную часть было еще рано, но, покончив с виски, я пошла в свою комнату, чтобы переодеться и подвести итоги. На самом деле я чувствовала себя прескверно. Даже если Эдмунд поступил так гадко, все равно он когда-то меня любил. Я думала, что он меня любит. Раз ты помолвлена, значит, тебя кто-то любит, разве нет?

Но его любовь к Венди оказалась сильнее.

Я сидела на кровати, смотрела на кучу журналов, которые притащила домой, думая, что переоценила себя. Как я вообще могу давать советы читательницам «Женского Дня»? Даже своего жениха удержать не смогла.

Я совершенно не подходила для этого. И все же, я знала, каково им. Могла проявить сочувствие, дать понять, что они не одиноки в своих бедах.

Я не собиралась сидеть вот так, продолжая убиваться. Да, Эдмунд ушел от меня, и это было ужасно, но он был жив и, как следовало из телеграммы, счастлив, так что пусть все так и останется, а я буду жить дальше. Дела у многих шли гораздо хуже моего, и, как всегда говорила мама, бабушка не для того полжизни провела, приковывая себя к ограде, чтобы женщины сегодня мыкались, пока их кто-нибудь не подберет.

Вот именно.

– Ну что же, вперед! – скомандовала я.

Я отставила в сторону бокал, достала из сумки письма, ручку и блокнот и раскрыла один из журналов на странице «Нам пишут», делая заметки на чистом листе.

Сразу становилось ясно, почему эти журналы популярнее нашего. Советы в них были полезными, чувствовалось неподдельное участие в ответах на те вопросы, что миссис Бёрд сочла бы неприемлемыми. Не было ни стеснения, ни заискивания, и во всех этих журналах звучало одно и то же. Женщины, потерявшие голову от любви, а затем пожалевшие об этом, и те, кто боялся за своих детей. Те, кто устал от родительского гнета. Были и просто невероятно глупые, но все эти письма печатали. И даже обещали присылать им ответы на те вопросы, про которые в журнале не напишешь.

Все они занимались тем, что помогали людям. Делали свое дело.

Я взглянула на кучку писем, лежавшую передо мной. Какой ничтожной была она в сравнении с тысячной аудиторией больших журналов! Вдруг миссис Бёрд изменит свое мнение, увидев, что можно все делать по-другому? И тут же я вспомнила, как она меня распекала. Я не стану их читать, я не стану отвечать на них. Нет, не стоило и надеяться на такую перемену.

Я открыла письмо девушки, жених которой охладел к ней. Он говорит, что любит меня, но в нем нет страсти. Неужели Эдмунд чувствовал то же самое? А я, если быть честной с самой собой, что чувствовала я? Внезапно я поняла, что радуюсь тому, что мы с ним не поженимся. Если бы он не встретил Венди, мы бы продолжали жить во лжи. Какой ужас! Лучше уж быть одной. Сделаю карьеру, а может, найду себе другого. Буду делать, что захочу.

Я решила ответить Запутавшейся и предложить ей план действий, но не обнаружила ни обратного адреса, ни конверта. Момент триумфа был подпорчен. Я понимала ее, знала, как ей помочь, но как написать ей? Ничего не вышло.

Разозлившись, я кинула письмо обратно. День выдался просто чудовищный. Телеграмма от Эдмунда, взбучка от миссис Бёрд, препятствия на каждом шагу. Я устала от того, что кто-то другой диктовал мне, как я должна поступать.

Паршивый день и бокал виски взвинтили меня. С чего бы мне не помогать Запутавшейся? И любой другой из девушек, что читали «Женский День»? Миссис Бёрд было на них плевать. Она даже не читала половину публикуемых номеров.

И не заметила бы, если бы в печать просочилось письмецо-другое.

А что, если получится?

Риск был велик. Безумно велик.

Самое время попробовать.

Глава 8 Запах ломтиков ананаса

Одним из преимуществ расставания с Эдмундом было то, что мое нелепое устройство на работу в женский еженедельный журнал могло пройти незамеченным для моей семьи. Когда я сообщила им, что нашей помолвке конец, родители предложили провести выходные дома, а устоять перед такой редкостью, как чай с пудингом из патоки, было невозможно. И еще Джек наконец-то получил отпуск, а это означало, что всего через неделю после того, как я стала свободной карьеристкой, Банти и я будем пробираться через сугробы к дому моего детства в Литл-Уитфилде.

Хоть я и опасалась праведного гнева родителей, готового излиться на Эдмунда, они были правы. Было бы здорово выбраться из Лондона. Авианалетов там почти что не было, разве что на поле разорвется бомба-другая, когда вражеский пилот безнадежно сбивался с курса, а мысли о том, что две ночи я проведу в теплой, уютной кровати, а не полусонной спускаться ночевать в убежище или носить каску в пожарной части, грели меня сильнее, чем мечты о неделе в Монте-Карло.