Дорогая Венди

Дерево серое от старости, будто вплавленное в каменную кладку – и то и другое буйно заплели лозы. Другие участки двора огорожены железными заборами и погребены за живыми изгородями, но здесь только эта стена, такая высокая, что Венди не может заглянуть через неё. Небо выглядит мучительно близким, ветви дерева скребут эту синь, и Венди кажется, что если она в самом деле залезет, она тоже сможет провести пальцами по небу, как по густой краске.

Её переполняет отвага, и она не может удержаться от усмешки.

– Догони!

Вызов брошен; Мэри смотрит хитро, озорно и смело, больше ни намёка на сомнение и страх. Она отвечает Венди такой же усмешкой, демонстрируя щёлочку между передними зубами.

– Ты же приличная англичанка – я клянусь, ты и лазать-то не умеешь!

Пусть голоса совсем не похожи, но слова Мэри воскрешают в памяти дразнилки Питера. Она вспоминает, как он невозможно балансировал на ветке, слишком тонкой, чтобы удержать его вес, показывал ей язык и болтал пальцами около ушей – похоже на дурацкие неправильные оленьи рога. Не поймаешь, Венди! Девчонки не умеют лазать по деревьям. Это все знают.

– Смотри! – Венди отвечает сразу и Мэри, и Питеру, подбирая грубую ткань юбки. – Вот увидишь, я лазаю лучше тебя!

Венди показывает язык и хватается за толстую лозу, что обвилась вокруг дерева. Она снова в Неверленде, ищет опору на стволе босой ногой, а Питер мчится по воздуху над ней, как надоедливая муха, и Венди то ли злится, то ли радуется. Вспоминается, как ветки ложились ей в ладонь, а узловатый ствол подставлялся под пальцы ног. Она не сомневалась ни на миг даже в первый раз. Она нисколько не сомневалась, что дерево удержит её. Оно ведь держало Питера, а всё, что она хотела ему доказать – то, что девочки умеют лазать по деревьям ничуть не хуже мальчиков.

Венди примеряется к бугру у самых корней. Он выпирает наружу, как наплыв воска на свече – почти такой же удобный, как на деревьях в Неверленде. Она ставит туда ногу, намереваясь подтянуться, но тут мясистая ладонь ложится ей на плечо и тянет вниз. Нога соскальзывает, и Венди больно обдирает колено о шершавую кору.

Джеймисон. Венди извивается в его хватке. Она так сосредоточилась на том, чтобы залезть, на воспоминаниях о Питере, что не услышала, как санитар подошёл. Эванс тоже здесь – он держит Мэри, зажимая ей рот, чтобы она не предупредила Венди.

Джеймисон вздёргивает Венди на ноги, и тут Мэри вцепляется зубами в руку Эванса. Тот орёт, трясёт рукой, замахивается, чтобы ударить, но она даже не пытается уклониться. Он отнюдь не так высок, как Джеймисон, но всё равно выше Мэри – это не мешает ей смотреть на него с бешенством.

Сердце Венди рвётся к Мэри, изнутри рвётся крик, похожий на победный вопль Питера, но она проглатывает его. Эванс медлит, оглядывается на Джеймисона. Венди с удовлетворением замечает, что его поднятая рука покраснела там, где его укусила Мэри. Похоже, ему больно.

Прежде чем оба санитара решают, что делать, Венди рвется из рук Джеймисона. Он хватает крепче, не пуская её к Эвансу и Мэри.

– Это всё я придумала! – Венди не обращает внимания на Джеймисона, который тянет её за руку, и кричит Эвансу: – Я заставила её пойти со мной!

Мэри переводит взгляд на Венди, и та выразительно смотрит на неё в ответ, умоляя не встревать. Несмотря на все их выходки, Мэри заслужила доверие многих сестёр и санитаров. Ей разрешают работать в огороде и на кухне, собирать урожай и учиться печь, а Венди пускают только убираться и стирать. Но она будет оттирать грязь, пока кожа на костяшках не сотрётся до крови, если Мэри оставят её привилегии. Она видела, как Мэри любит печь даже самые простые вещи. Венди кажется, что если бы Мэри разрешили, она бы улучшила те скучные рецепты, которые ей дают.

Джеймисон фыркает – на смех непохоже.

– Ты вечно главная, когда вы лезете, куда не надо, а, Дарлинг? – Он выкручивает её руку, пока не вынуждает повернуться к нему.

Краешком глаза она замечает, что Эванс угрюмо опускает руку. Джеймисон впивается пальцами ей в плечо так, что приходится закусить губу, чтобы не вскрикнуть. Она не доставит ему такого удовольствия.

– Смотри на меня, когда с тобой говорят. – Джеймисон наклоняется ближе, демонстрируя зубы в жёлто-коричневых пятнах от табака.

У него ужасно противное лицо. Венди чуть подташнивает, но она задирает подбородок и плотно сжимает губы. Поза Джеймисона напоминает Крюка, который нависал над ней на мостике своего корабля. Если Джеймисон думает, что может её напугать, то он вообще ничего не понимает.

– Да, – ровно отвечает она. – Всегда главная. Как в предыдущий раз и до этого тоже.

Неважно, поверит он ей или нет. Он будто чует дух Питера, которым она пропахла – его вольность, его волшебство, и одного этого достаточно, чтобы ему захотелось сломать её. Она выдерживает взгляд Джеймисона, и его лицо застывает, становясь зловещим.