Питер украл её саму и украл
– Берти и Руфус с тобой не пойдут. – Тимоти теребит край гамака, и надежда внутри её слегка меркнет.
– Почему? – Джейн не может представить, что Руфус захотел бы остаться после всего, что с ним здесь произошло.
– Они обычно забывают. – Тимоти выглядит таким измученным, что будто это он старший из них двоих. – Я пытался сказать Руфусу спасибо за то, что он заступился за меня перед Питером, и что мне очень жаль, что его ударили, но он даже не вспомнил, о чём речь.
– Как он мог забыть, что его ударили? – На ум приходит тот синяк на щеке Руфуса. Джейн бросает взгляд в сторону лагеря, думая о том, как Руфус стоял на четвереньках и визжал. Это он тоже забудет?
Может быть, ему в самом деле лучше забыть.
– Это всё чай, который делает Питер. Мы все должны его пить, но если никто не смотрит, я свой выплёвываю. Мне кажется, Руфус тоже иногда так делает, но рано или поздно всё равно выпивает. Я думаю, ему не нравится помнить.
Джейн вспоминает, как несчастный Руфус сидел, сжавшись в комочек, у костра и боролся с собой, желая сохранить и в то же время забыть себя самого. Она видела, что случается с людьми, которые противостоят Питеру. И частично она признаёт: забыть намного безопаснее, намного проще.
Тимоти хмурится ещё сильнее и выпячивает нижнюю губу. Джейн замечает, как озабоченность в его глазах сменяется чем-то другим – страхом, будто краешек луны показался в разрывах туч.
– Когда я не пью чай, то иногда вспоминаю плохие, страшные вещи. – Тимоти шепчет едва слышно, приходится напрягать слух, чтобы разобрать слова. – Но никто больше не помнит то же самое, так что, может быть, я всё придумал. – Тимоти смотрит на неё, зрачки расширены в свете луны. И на миг кажется, будто это вовсе не глаза, а сплошная тьма: Джейн вновь вспоминает о призраках, и сердце спотыкается.
Он мигает, и глаза снова выглядят обычно. Просто малыш.
– Расскажи мне, – говорит Джейн. Она заставляет себя коснуться запястья Тимоти, чтобы подбодрить его и убедить себя, что ей не страшно.
– Давным-давно, – начинает Тимоти, будто в самом деле собирается рассказать сказку, – здесь жили другие мальчики, но их больше нет.
Пульс сбивается с ритма, беспокойство укутывает её, как плащом, но она хранит молчание и не мешает Тимоти рассказывать дальше.
– Одного мальчика звали Эдмунд. Он иногда заступался за меня, как Руфус. Правда, Питер иногда нас переименовывает, так что, может быть, Эдмунд ещё здесь, а я его забыл, но вряд ли.
Тимоти смотрит на свои руки, сплетает и расплетает пальцы, ковыряет ногтями верёвки гамака, будто хочет порвать его. Джейн наблюдает за ним. Может, обнять его? Что полагается делать хорошей старшей сестре? Он кажется таким хрупким, что может сломаться.
– Когда-то давно, когда Эдмунд ещё был здесь, он сказал, что Питер не имеет права командовать, потому что он даже не настоящий. У него нет тени, это и есть доказательство – вот как сказал Эдмунд. Они подрались из-за этого, по-настоящему подрались, но Питер никогда не устаёт и ему не больно, в отличие от Эдмунда. Питер взлетел в воздух, чтобы Эдмунд не мог достать его, и летал по кругу: показывал язык, смеялся и обзывался, как хотел. Никто даже не попытался помочь.
Тимоти моргает и трёт нос тыльной стороной ладони.
– А потом вдруг Питер хлопнул Эдмунда по спине, будто они снова друзья, и сказал, что не в обиде. Но мне всё равно было страшно, потому что у Питера был такой вид, будто он придумал какую-то очень интересную игру. Он сказал, что они с Эдмундом пойдут в одно секретное место и что никому больше нельзя идти следом.
– И что случилось потом? – шепчет Джейн.
Тимоти заметно напряжён, будто что-то большое и ужасное распирает его изнутри.
Она боится, что он расплачется и привлечёт внимание остальных мальчишек. Когда Питеру наскучит мучить Руфуса, он может пойти разыскивать её.
– Всё хорошо. – Она старается говорить мягко и уверенно, будто ему в самом деле нечего бояться.
– Я очень плохо поступил. – Глаза Тимоти наполняются слезами, которые дрожат на ресницах. – Я пошёл за ними, хоть Питер и запретил, потому что хотел посмотреть на секрет и потому что беспокоился за Эдмунда. Я старался идти очень тихо и не бояться, и…
Нижняя губа у него дрожит. Джейн прижимает его к себе, утыкается носом ему в макушку и чувствует, как он трясётся. Но Тимоти не кричит, как она опасалась, а глубоко вздыхает и отодвигается, чтобы взглянуть на неё. Он смотрит твёрдо – заметно, что он снова пытается не бояться и вести себя очень тихо, и сердце сжимается за него.
– Питер привёл Эдмунда к пещере, откуда вытекал маленький ручей и бежал к морю. Я залез на дерево посмотреть. Питер велел Эдмунду ждать снаружи, а сам пошёл в пещеру и вернулся с чем-то в руках, то ли с камнем, то ли с ножом. Я не знаю. – Тимоти снова ковыряет верёвки гамака. – Мне не нравилось смотреть на эту штуку. От этого становилось плохо, будто внутри что-то испортилось. Питер всё смотрел на Эдмунда, прямо в лицо, и, наверное, говорил с ним, но так тихо, что я не слышал… – Тимоти колеблется.